LVIII" 35). Но вместе с тем, если не останется возможности исполнять
свой долг человека, самоубийство не только допустимо, но и оправдано. А
возможность эта исчезает тогда, когда человек оказывается под гнетом
принуждения, лишается свободы. Поразительные примеры рабских самоубийств
(п. LXX) наглядно доказывают утвержденье, что "к свободе повсюду открыты
дороги, короткие и легкие... Никто не может навязать нам жизнь, и мы в
силах посрамить нужду" (п. XII, 10) Принуждение, неотвратимость казни
рабство - вот те крайние явления в наблюдаемой философом жизни, которые
даже смерть делают одною из обязанностей мудреца (п. 1-ХХ, 5)
В вопросе о самоубийстве Сенека потому расходится с правоверным стои-
цизмом, что наравне с долгом человека перед собою ставит долг перед дру-
гими. При этом в расчет берутся даже такие незначительные для стоика ве-
щи. как любовь, привязанность и прочие эмоции (п. CIIV, 4). Вообще,
нравственные основы человеческого общежития занимают Се-неку - отныне
законодателя вселенского государства - ничуть не меньше, чем правила
нравственного совершенствования отдельного человека. Впрочем, и первое,
и второе неразделимо друг с другом: "Связаны польза личная и общая, не-
отделимо достойное стремлений (т. е нравственная норма - С О.) от дос-
тойного похвалы (т.е. признания окружающих. - С. О.)" (п. VI, 10). Если
же "достойное стремлений" не может снискать. общего признания, если со-
общество людей единодушно лишь в заблуждениях и пороках (такое сообщест-
во именуется у Сенеки "толпою"), то подлинное общежитие вообще невозмож-
но. Среди современников Сенеки убеждение в том, что "нынешний век" поро-
чен и что порча нравов погубила Рим, было всеобщим. Сенека идет дальше:
он стремится показать, что порочность каждого делает невозможным не
только государственное, но любое объединение людей. Самое обычное побуж-
дение порочного человека по отношению к другому - погубить его; к этому
подстрекают своекорыстная надежда, зависть, ненависть, страх, презренье.
И здравый смысл - практическая мораль - учит не иметь "ничего примеча-
тельного, способного распалить чужую алчность", "не похваляться блага-
ми", "никого не задевать", быть кротким и никому не внушать страха, "по-
меньше разговаривать с другими, побольше с собою" (п. CV, 1 - 6). Но не-
ужели этот свод правил, отлично резюмируемых Эпикуровым девизом "живи
незаметно" и ведущих к взаимной разобщенности людей, был для Сенеки пос-
ледним словом в его этике человеческих отношений?
К счастью, нет. Мы уже видели, что кроме эмоций, которые в XX веке
были бы названы агрессивными, Сенека признает и другие: любовь, привя-
занность к ближним. И это не уступка рационалиста минутной умиленности,
не дань традиционно-римскому культу семьи, какую Сенека отдал в "Утеше-
нии к Гельвии". Нет, чувство приязни к людям, согласно Сенеке, естест-
венно и заложено в нас природой: "Все что ты видишь, в чем заключено и
божественное и человеческое, - едино: мы только члены огромного тела.
Природа, из одного и того же нас сотворившая и к одному предназначившая,
родила нас братьями. Она вложила в нас взаимную любовь, сделала нас об-
щительными, она установила, что правильно и справедливо, и по ее уста-
новлению несчастнее приносящий зло, чем претерпевающий, по ее велению
должна быть протянута рука помощи" (п. XCV, 52). Это - основа конститу-
ции стоического вселенского государства или той "большей республики" Се-
неки, которой служит человек добра. В ней все равны, ибо всем досталась
душа - частица божества, а высокой она может быть и у римского всадника,
и у раба (п. XXXI, 11). Не родословная, а величие души и делает человека
благородным, "ибо она из любого состояния может подняться выше фортуны"
(п. XLVI, 5), которая одна только и делает человека всадником или рабом.
А если так, то нет нужды освобождать всех рабов: те из них, что благо-
родны духом, сами возвысятся над рабством либо, если оно станет невыно-
симым, обретут свободу через смерть. Равенство в духе - вот что важнее
для вселенского государства, чем конкретное социальное действие.
Но между безотрадной панорамой реальных человеческих отношений с их
следствием - разобщающей моралью - и радужной теорией равенства в духе
пропасть слишком велика, чтобы Сенека не ощущал ее. Философ, пытавшийся
служить людям через службу государству, узнавший на этом пути и горечь
компромисса, и боль от бесплодности усилий, не может, как бы ни был он
разочарован в деятельности, не искать основ человеческого общежития ме-
нее умозрительных, чем равенство в духе. И он нс только ищет. но и нахо-
дит их. Это - милосердие и благодеяние. Первое есть обязанность, налага-
емая на нас уже тем, что все мы люди: "Человек - предмет для другого че-
ловека священный" (n.XCV,33). Но того же требует и жизненная практика.
Если мы хотим этой добродетели от правителя государства, то и сами долж-
ны обладать ею по отношению к стоящим ниже - прежде всего к рабам (п.
XLVII, 11). И далее аргументация в письме точно та же, что в трактате "О
милосердии": мягкость с рабами есть условие безопасности для владельца,
позволь рабам говорить за столом, - и они будут молчать, когда твой об-
винитель станет допрашивать их под пыткой.
Вопрос о благодеяниях Сенека разбирает в большом трактате под этим
названием, написанном одновременно с письмами. Благодеянья для него ста-
новятся универсальным принципом отношений во вселенском граде, последней
из социальных связей, на которую Сенека возлагает надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199