— Возможно.— У тебя была бы нормальная рука, а не... жалкая половина, не обрубок. Я швырнул в чемодан губку.— Скачки на первом месте. Вечные скачки. Старт, победа и слава. А меня словно и не было. Что ж, ты получил по заслугам. Мы могли бы по-прежнему жить вместе... у тебя была бы рука... если бы ты бросил свои драгоценные скачки, когда я хотела. Но ты мечтал стать чемпионом, а я для тебя ничего не значила, — Мы говорили об этом тысячу раз, — устало отозвался я.— А теперь у тебя ничего нет. Совсем ничего. Надеюсь, ты доволен.На серванте стоял прибор для подзарядки батареек. Дженни выдернула шнур из розетки и швырнула черную коробку на кровать. Батарейки вылетели и упали на покрывало.— Они отвратительны, — сказала она, поглядев на них. — Они вызывают у меня омерзение.— Я успел к ним привыкнуть. Более или менее.— Похоже, тебя это не слишком беспокоит. Я промолчал. Надо ли говорить, что меня это беспокоило.— Тебе нравится, что ты калека, Сид. Ты просто упиваешься своим положением.Упиваюсь... Боже правый.Она подошла к двери. Я ощутил, что за паузой последует очередной выпад, и начал гадать, какими будут ее следующие слова.Вскоре до меня донесся ее голос.— Ники ходил с ножом в носке. Я тут же повернул голову. Она вызывающе и с ожиданием посмотрела на меня.— Это правда? — спросил я.— Иногда.— Как мальчишка, — отозвался я. Мой ответ ее разозлил.— А мчаться во весь опор на лошади, зная... зная... что это может кончиться переломом рук и ног и страшными болями, по-твоему, признак зрелости?— Но ты никогда не думала, что так случится.— А ты постоянно ошибался.— Больше не буду.— Но если бы ты мог, то начал снова.Я ничего не сказал Дженни. Мы оба знали, что она права.— Посмотри на себя, — продолжила она. — Когда ты кончил выступать, разве ты подыскал себе чистую, спокойную работу, ну, допустим, биржевого маклера, и начал вести нормальную жизнь? Нет, черт побери, не стал. Ты сунулся в самое пекло — тебе нужна борьба, драки, отчаянные схватки. Ты не способен жить без опасностей, Сид. Ты опьянен ими. Сейчас ты примешься мне возражать, но это вроде наркотика. Представь себе, что ты устроился на службу — с девяти до пяти — и ведешь себя как любой обычный человек, и ты поймешь, что я имею в виду.Я подумал об этом и вновь промолчал.— Конечно, — пришла она к выводу, — на службе ты бы умер.— А нож в носке безопаснее? — удивился я. Когда мы познакомились, я был жокеем. Ты знала, какие могут быть последствия.— Тогда я не варилась в этом соку. Не видела ужасных синяков, не понимала, как ты себя ограничиваешь, живя целыми днями без еды и питья, да и без секса, черт бы тебя подрал.— Он показывал тебе нож или ты его сама заметила? — Какая разница?— Он — хвастливый сопляк или по-настоящему опасен?— Вот ты и раскрылся, — проговорила она. — Тебе хочется думать, что он опасен.— Вовсе не из-за тебя.— Ладно... я уже поняла. Нож был в ножнах, привязанных к его ноге. И Ники сам шутил по этому поводу.— Но ты же сказала мне, — не отставал я. — Значит, он пытался угрожать?Внезапно она утратила уверенность, смутилась, нахмурилась и через минуту покинула меня, спустившись вниз.Если привязанность к ее драгоценному Ники хоть немного ослабла и в стене уверенности обозначилась первая трещина, то тем лучше, подумал я.Во вторник утром я взял с собой Чико, и мы двинулись на север, в Ньюмаркет. День выдался ветреный, ясный и довольно холодный.— Какие у тебя сейчас отношения с женой? — поинтересовался он.Чико встречался с Дженни только раз и сказал, что ее невозможно забыть.Однако, судя по его интонации, впечатление было неоднозначным, и мне оставалось гадать, какой смысл он вложил в эти слова.— У нее трудный период, — ответил я.— Она что — забеременела?— Ты знаешь, бывают осложнения и другого рода.— Неужели?Я выложил ему все начистоту, не умолчав ни о мошенничестве, ни об Эше, ни даже о его ноже.— Он свалил на нее всю эту грязь, а сам сделал ноги, — подытожил Чико.— Испугался.— Интересно, придется ли нам платить, чтобы помочь ей выпутаться?Я искоса поглядел на него.— Да, — откликнулся он. — Я так думаю. Пока что мы работаем задаром. К счастью, Сид, ты неплохо устроился и можешь мне маленько подкинуть. Как у тебя в этом году? Удалось разбогатеть на чем-нибудь с Рождества?— В основном у меня идет серебро. И какао. Я покупаю и продаю.— Какао? — недоверчиво переспросил он.— Бобы, — пояснил я. — Шоколад.— Плитки с орешками?— Нет, не с орешками. С ними рискованно.— Не понимаю, как у тебя хватает времени.— Почти столько же у тебя уходит на болтовню с официантками.— И что ты будешь делать с этими деньгами?— Знаешь, я к ним уже привык, — сказал я. — И отношусь как к еде.Мы мирно беседовали и, сами того не заметив, подъехали совсем близко к Ньюмаркету, сверились по карте, расспросили нескольких местных жителей и наконец добрались до невероятно чистой И ухоженной конюшни Генри Трейса.— Похоже, посторонних тут нет, — проговорил я.— Точно, — откликнулся Чико, и мы притормозили на гравийной дорожке. Я выбрался из машины и отправился на поиски Генри Трейса. Уборщица, которую я встретил у входа в дом, сообщила мне, что он вон там, направо, у себя в офисе.Когда я вошел. Генри дремал в кресле. Мой приход разбудил его. Он сразу проснулся, как человек, привыкший спать урывками. Моложавый мужчина с безукоризненными манерами, короче, полная противоположность грубоватому, жесткому и лукавому Тому Гарви. Согласно бытующему мнению. Трейс считал выращивание лошадей настоящим большим бизнесом. Он полагал, что с кобылами способен управиться любой мало-мальски подготовленный человек. Однако его первые слова не соответствовали этому образу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88