.. Допустим, но цена меня совсем не устраивает. Я нехотя побрел в хирургический кабинет Бразерсмита.Он задал мне массу вопросов, говоря четко и ясно, как с больным, а я отвечал ему с подчеркнутым безразличием. У меня накопился немалый опыт, как-никак я частенько посещал Инвалидный центр.— Вам не трудно вращать запястьем? — спросил он.— Да, немного. — Я показал ему, как это делается. — Там вставлено нечто вроде чашечки, которая соединяется с пальцами. Другой электрод, подключаясь, вызывает определенные импульсы, благодаря которым рука и поворачивается.Я понял — он хочет, чтобы я снял протез и показал его. Однако я не собирался этого делать. Наверное, он почувствовал и не стал меня просить.— Он очень прочно соединен с вашим локтем, — произнес он, постаравшись деликатно обойти острые углы.— Во всяком случае, не падает. Бразерсмит кивнул головой.— И вы легко снимаете и прикрепляете его?— Я пользуюсь пудрой из талька. Она хорошо скрепляет. — Я не стал подробно объяснять.Чико открыл рот, но тут же закрыл его, уловив мой неприязненный взгляд Он не сказал Бразерсмиту о том, что часто я снимаю протез с большим трудом.— Вы рассчитываете приспособить подобное устройство для лошадиных ног? поинтересовался Чико.Бразерсмит поднял голову. Лицо у него по-прежнему было напряженное. Он серьезно ответил:— Технически это вполне возможно, но я сомневаюсь, что кому-нибудь удастся вытренировать лошадь или заставить электроды реагировать на импульсы ее мозга.К тому же мы не оправдаем расходы.— Я просто пошутил, — небрежно заметил Чико.— Разве? Да, я понял. Но нередко случалось, что у лошади приживался протез. Я как-то прочел об удачном протезе передней ноги у одной породистой кобылы. Она с ним нормально бегала и даже родила здорового жеребенка.— Ага. — Поворот темы обрадовал Чико. — Знаете, за этим мы и приехали.Узнать о кобыле. Только эта в отличие от вашей недавно умерла.Бразерсмит без всякого удовольствия переключился с разговора об искусственных конечностях на расспросы о лошадях с больным сердцем.— Ее звали Бетезда, — проговорил я, опустил рукав и застегнул запонку.— Бетезда? — Он наморщил лоб, и его взгляд из беспокойного сделался огорченным. — Простите, я не в силах припомнить...— Это кобыла из конюшни Джорджа Каспара, — уточнил я. — В два года она считалась одной из лучших, а в три у нее начались сердечные спазмы, и она перестала выступать. Ее отправили на обследование, потом она ожеребилась, но во время родов у нее остановилось сердце.— Бедняга, — с явным сочувствием воскликнул он. — Какая жалость. Но я уже объяснял вам, что имею дело с массой лошадей и порой даже не знаю их клички.Вас, наверное, волнует вопрос со страховкой, или вы полагаете, что всему виной халатное обращение? Уверяю вас...— Нет, — успокоительно произнес я, — вы ошибаетесь. Мы имели в виду совсем иное. Но, может быть, вы припомните, как лечили Глинера и Зингалу?— Да, конечно. Этих двух я прекрасно помню. Настоящий позор для Джорджа Каспара. Такое разочарование.— Расскажите нам о них поподробнее.— Да тут и рассказывать, собственно, нечего. Обычная история, за исключением того, что в два года оба жеребца были в отличной форме.— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил я.Он нервно задергал головой, решая, как лучше выразить нелестное мнение, — Я не уверен, стоит ли мне так говорить о ведущих тренерах вроде Каспара, но дело в том, что сердце двухлетки нетрудно запороть, особенно если речь идет о призовых лошадях. Их можно заездить, а вы сами знаете, напряжение на скачках колоссальное. Когда жокей следует всем правилам, то загоняет лошадь, и хотя она побеждает, но слишком дорогой ценой — собственного будущего.— Глинер выиграл скачки в Донкастере, но пришел к финишу в грязи, задумчиво проговорил я. — Я его видел. Это был очень тяжелый заезд.— Верно, — согласился Бразерсмит. — Потом я его тщательно осмотрел.Болезнь не приходит сразу. До скачек в Гинеях он казался мне вполне здоровым.Но после них у него началось страшное истощение. На первых порах мы думали, что это вирус, но через несколько дней обнаружили у него сильное сердцебиение и поняли, в чем тут причина.— Какой вирус? — насторожился я.— Давайте разберемся... Вечером в Гинеях у него была легкая лихорадка, как бывает при простуде. Но вскоре озноб прошел. Значит, дело в другом, и у него разболелось сердце. Но мы не сумели это предвидеть.— У какого процента лошадей развиваются сердечные заболевания? — задал я вопрос.Не покидавшая его ни на минуту тревога уменьшилась, когда мы наконец затронули нейтральную тему.— Наверное, у десяти процентов учащенное сердцебиение. Но, как правило, это ни о чем не свидетельствует. Владельцы не любят покупать таких лошадей, но поглядите на Ночку. Она выиграла чемпионат в Харди, а ведь у нее сердечные спазмы.— Вам часто попадались лошади, переставшие выступать из-за болей в сердце?Он пожал плечами.— Может быть, одна или две из сотни. Джордж Каспар за все годы вытренировал сто тридцать лошадей, подумал я.— Как, по-вашему, скакуны с плохими сердцами встречались у Джорджа Каспара чаще, чем у других тренеров?Он опять заметно расстроился.— Не знаю, смогу ли я вам ответить.— Если «нет», то в чем проблема? — добродушно произнес я.— Но цель вашего вопроса...— Один клиент желал узнать, — на ходу сочинил я и с огорчением ощутил, как легко далась мне эта ложь, — может ли он послать Джорджу Каспару отличного годовалого жеребца. Он попросил меня проверить, как обстоят дела у Глинера и Зингалу.— Да. Понимаю. Нет, ему незачем волноваться. Ничего серьезного. Конечно, Каспар — замечательный тренер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88