Его небольшое, плотно сбитое тело заканчивалось головой, похожей на заклепку. Глаза у него были крошечные, голубого цвета - но эти глаза умели замечать чертовски много и не пропускали ничего, что творилось вокруг. Лейтенант знал, что обстановка на территории его участка не очень благоприятная, но трудности только радовали его. В таком районе, как наш, любил он повторять, работа полиции действительно нужна людям. Он гордился тем, что работает в отделе, который честно отрабатывает свое жалованье. Еще недавно в его отделе работали шестнадцать человек; теперь их осталось пятнадцать.
Десять из этих пятнадцати человек сейчас собрались в комнате рядом с ним, пятеро находились на сыскной работе, откуда не могли отлучиться. Люди сидели на стульях, на краях столов, стояли у зарешеченных окон или облокотившись на металлические шкафы. Комната выглядела, как всегда в то время, когда новые дежурные приходили сменить отработавших. Правда, сейчас не было слышно обычных шуточек. Все присутствующие знали, что Майк Реардон убит.
Дежурный лейтенант Линч стоял рядом с Бирнсом, набивающим свою трубку. Бирнс обхватил черенок трубки короткими, сильными пальцами, большим пальцем уплотняя в чашечке табак. На собравшихся он не глядел.
Карелла наблюдал за ним. Карелла уважал лейтенанта и тоже восхищался им, хотя многие называли Бирнса "старым болваном". Во многих участках такие вот старики любят хвататься за кнут вместо того, чтобы пораскинуть мозгами. Не очень-то хорошо иметь начальником тирана. Но Бирнс был не таков. Он был прежде всего хорошим полицейским, и к тому же - умным полицейским. Поэтому Карелла единственный из всех уже слушал, хотя Бирнс пока еще не сказал ни слова.
Бирнс чиркнул спичкой и зажег трубку. Он выглядел беззаботным, как человек, собирающийся выпить рюмку портвейна после плотного обеда, но на его щеках яростно играли желваки. Казалось, каждая клеточка его тела была возмущена гибелью одного из лучших людей в отделе.
- Обойдемся без бодрых речей, - неожиданно сказал он. -Отправляйтесь работать и найдите мерзавца.
Он выпустил клуб дыма и отогнал его в сторону широкой ладонью.
- Если вы читаете газеты и верите тому, что там пишут, то должны знать, что копы ненавидят тех, кто их убивает. Это закон джунглей, это закон выживания. Малейший намек на месть - и газеты обольют нас дерьмом. Мы не можем допустить убийства полицейских, потому что полицейский — это символ законности и порядка. Уберите этот символ, и вы получите стада животных, разгуливающих по улицам. Одно из них уже гуляет на свободе.
Я хочу, чтобы вы нашли убийцу не потому, что Реардон работал в нашем участке, и даже не потому, что он был хорошим полицейским. Я хочу, чтобы вы нашли этого мерзавца потому, что Реардон был Человеком - замечательным человеком.
Делайте все, что необходимо, вы знаете свою работу. Постоянно сообщайте в рапортах обо всем, что обнаружите в архивах и на оперативной работе. Найдите его. Это все.
Лейтенант вышел вместе с Линчем и несколькими копами, которые сейчас занимались обработкой архивной информации на владельцев оружия 45-го калибра. Некоторые направились в Скотский архив, где хранились сведения обо всех известных преступниках, проживающих на территории участка, собираясь проверить тех подонков, путь которых в разное время пересекался с Реардоном. Кое-кто занялся судебным архивом. Работа состояла в методической проверке всех обвинительных приговоров, вынесенных преступникам, арестованным на территории участка; особое внимание уделялось делам, с которыми работал Майк Реардон. Фостер вышел в коридор и посоветовал парню, которого он недавно допрашивал, убираться домой или к черту и больше не попадаться на глаза полиции. Карелла и Буш вышли на улицу.
- Уши от него болят, - сказал Буш. - Считает себя Наполеоном.
- Он хороший человек, - сказал Карелла.
- Не сомневаюсь, что он так и думает.
- Все тебе не нравятся, - сказал Карелла. - Уж не заболел ли ты?
- Послушай, - сказал Буш. - Я в этом проклятом участке потихоньку становлюсь язвенником. Никогда раньше такого не было. Как начал здесь работать - словно язва открылась. Не знаешь, почему?
Язву Буша можно было объяснить многими причинами, и ни одна из них не имела отношения к участку. Но у Кареллы не было желания спорить, и он промолчал. Буш с кислым видом покачал головой.
- Мне нужно позвонить жене, - сказал он.
- В два часа ночи? - недоверчиво спросил Карелла.
- Какая разница? - в голосе Буша неожиданно послышалась враждебность.
- Никакой, конечно. Иди и позвони.
- Просто нужно сообщить, - пояснил Буш. - Сказать ей, где я.
- Конечно.
- Проклятье, это ведь может растянуться на несколько дней.
- Конечно.
- Что плохого, если я собираюсь позвонить жене?
- Хочешь поспорить со мной по этому поводу? - улыбаясь, спросил Карелла.
- Нет.
- Тогда слезь с меня и отправляйся звонить.
Буш энергично кивнул. Они остановились возле открытой двери кондитерской на Кивер-авеню, и Буш зашел туда. Карелла остался стоять на улице, повернувшись спиной к витрине.
В городе было очень тихо. Многоэтажные дома тянулись грязными пальцами в спокойное ночное небо. Иногда в какой-нибудь квартире вспыхивал свет, словно открывался глаз на полуослепшем лице. Две молодые ирландки на высоких каблучках процо-кали по мостовой. Карелла бросил мимолетный взгляд на их ноги и легкие летние платья. Одна из девушек смело подмигнула ему; обе тут же начали хихикать, и Карелла неожиданно вспомнил что-то насчет вздымающихся юбок ирландских девушек... что-то знакомое... похоже, в какой-то книге. Ирландские девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48