Однажды Каретников, увидя его, подошел, присел. Гриша налил ему пол
ный стакан, стал горячо и страстно убеждать в необходимости беречь самое
заветное, чтобы иметь возможность сеять вечное, бессмертное…
Каретников долго слушал околесицу, которую нес в пьяном тумане Григорий
, потом глубоко вздохнул и ушел, не сказав ни слова, не притронувшись к ста
кану. На следующий день, во время обеденного перерыва, он отозвал Григори
я в сторонку.
Ц Ты вот что, парень… Ты брось эти свои выпивоны. Они тебя до добра не дове
дут. Ц И добавил: Ц Я вчера на тебя глядел там, в «Тополенке», и стало мне с
трашно… Почему?.. Я в тебе себя узнал. Если не бросишь, бедой кончится. Ты мне
поверь.
Ц А чего же вы не оставите, если это так страшно? Ц спросил Григорий.
Ц У меня другое дело, парень. Я, брат, войну попробовал. Тебя еще на свете н
е было, а я… Ц Он оборвал свою речь, насупился и бросил уже зло: Ц В общем, т
ы на меня не равняйся. Мне жизни уже не будет, а тебе только жить да радоват
ься.
Ц Да я ведь что, Ц забормотал растерянно Григорий, которого тронуло уча
стие этого всегда хмурого электросварщика. Ц Я ведь понемногу… И тольк
о за компанию.
Ц Неправда, Ц сухо сказал Каретников. Ц Ты вчера был один, с бутылкой на
пару. Девчонки в твою сторону глазами стреляли. Как же Ц рабочий поэт. Го
рдость нашего судостроительного. Девчонкам такое нравится. А мне за тебя
страшно стало.
Григорий поспешил успокоить Назара Фомича:
Ц Так я же писал там. Сочинял. А вино для форсу поставил.
Ц Мне не бреши. Другим бреши сколько хочешь. А себе не бреши. Вино тебя сра
зу в полон берет. У меня, брат, глаз наметанный.
Григорий смутился. Он действительно пьянел быстро и незаметно для себя.
И сразу же терял контроль над собой. Потом никак не мог вспомнить, что болт
ал, что делал. Однажды проснулся в незнакомой комнате. Узкая кровать, некр
ашеный деревянный стол с чернильницей на нем. Окно, забранное решеткой и
з арматурных прутьев. На полу Ц старенькая дерюжка. Пробовал открыть дв
ерь. Заперта. Где он?.. Как попал сюда?.. Голова гудела. Во рту Ц горечь. Смутн
о припомнил вчерашнюю компанию Ц галантные парни, умненькие девчонки в
брюках… Болтали о какой-то универсальной свободе, независимости, сексу
альной революции, которая грядет. Сначала сидели в ресторане. Потом шли п
о улице. А дальше что?
Вошел знакомый милиционер. Григорий спросил:
Ц Где это я?
Ц Вытрезвитель это, Гриць. Не хотел тебя позорить, в общую тащить, и устро
ил в дежурке.
Григорий похолодел от ужаса. Совсем недавно Романов попросил его написа
ть сатирические стихи о вытрезвителе, и он тогда провел здесь почти целы
й вечер. На другой день в газете появились его частушки Ц острые, хлестки
е. И вдруг…
Ц За что меня?
Ц Собирался продавца в гастрономе избить за то, что не хотел водку в долг
отпустить.
Ц Избил?
Ц Добрые люди удержали.
Ц Значит, можно собираться?
Ц Можно, Ц улыбнулся милиционер.
…С женой у него не ладилось все больше и больше. Василий Платонович был пр
ав. Кругом прав: и беременность оказалась липовой, и характер Ц истериче
ский, привычки мещанские… Он напился и в пьяном дурмане учинил погром в с
воей квартире: выбросил в окно радиоприемник, телевизор, вслед за ними по
летели с третьего этажа чешские или немецкие Ц черт их разберет какие!
Ц стулья, фарфоровые безделушки, пуфики, посуда. Он выбросил все, что можн
о было выбросить. Потом вооружился своими шестикилограммовыми гантеля
ми и в течение нескольких минут превратил в щепки шкаф. После этого «побо
ища» Таранца отправили на год в колонию. Затем, неожиданно совершенно, ср
ок сократили наполовину.
Семейные дела его утряслись как-то сами собой: пока он отбывал наказание,
жена оформила развод и стала полновластной хозяйкой его благоустроенн
ой квартиры.
Ц Черт с ней, с квартирой, Ц говорил Григорий. Ц Была бы не эта однокомн
атная со всеми удобствами, а золотые хоромы Ц отдал бы, только б не видет
ь ее, мою благоверную.
Потом он встретил Таню. Она заметила его давно. О его поэзии отзывалась во
сторженно, даже если стихи были «так себе», гордилась тем, что его лучше, ч
ем других, встречает молодежь, тем, наконец, что любит его. Когда ей в руки п
опали его «тюремные» стихи, она переписала их в десятках экземпляров и р
аздавала студентам. Вот, читайте!
Гриша обратил на нее внимание во время своего творческого отчета, органи
зованного литфаком. На этом вечере ему досталось от критиков. Таня высту
пила в его защиту страстно и убедительно. После вечера он крепко пожал ей
руку, от души поблагодарил и пошел провожать. Через некоторое время она п
редложила ему комнату в своей квартире. Две комнаты с кухней много для од
ного человека. Он тут же перетащил к ней свой нехитрый скарб.
В редакции газеты лучше всех к нему относился дядька Тымиш, старый вахте
р, невысокий, худощавый человек с добродушным лицом и свисающими по-запо
рожски усами. Может быть, потому, что видел, как Григорий пишет стихи. Прис
троится где-нибудь на табурете в раздевалке и начинает что-то бубнить се
бе под нос, мерно постукивая при этом носком по полу. Пишет, вымарывает, оп
ять бубнит и опять пишет. Проходит какое-то время Ц иногда час, иногда не
сколько часов, Ц и стихи «вытанцовываются». Прежде чем нести их «на суд»
завотделом, Григорий всегда читал их дядьке Тымишу. И тот потом с тревого
й ожидал, чем закончится разговор в отделе.
Когда Григорий возвращался мрачный, дядька Тымиш спрашивал с тревогой:

Ц Не приняли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113