в жаркую погоду иногда двадц
ать сантиметров за сутки выгоняет. Шестиметровую стену до верха затянул
а.
В одном месте проволока провисла. Багрий подтянул ее плоскогубцами и сно
ва стал подвязывать.
Да, нелегко сейчас Тарасу Игнатьевичу. Сколько же это они вместе? Двадцат
ь пять? Нет, больше. Когда столько лет с человеком под одной крышей… Как-то
он примет ее смерть? Справится ли?.. Справится, конечно. Это старые и слабые
не справляются, часто идут следом. Надо бы давно сказать ему все начистот
у, да вот язык не поворачивается. И потом, Яков Михайлович просил.
За долгие годы выработались и навечно закрепились у Багрия твердые прав
ила, нарушить которые он и думать не смел. Больному не скажешь такую правд
у, а с родственниками нельзя играть в прятки, потому что есть у людей забот
ы и обязанности, связанные не только с жизнью, но и со смертью. Нелегко быв
ает порой открывать эту правду. Впрочем, Андрей Григорьевич научился нах
одить нужные слова для каждого. Труднее всего с родными и близкими. С ними
ох как трудно. Вот и с Тарасом Игнатьевичем. Как это он спросил вчера, за уж
ином:
Ц Ну, чем порадуешь, Андрей Григорьевич?
Багрий промолчал. И в конце ужина Тарас Игнатьевич снова спросил о том же.
Багрий опять промолчал. Налил рюмки, как редко наливал, до самых краешков,
и произнес тихо:
Ц Давай еще по одной.
Бунчужный вздохнул:
Ц Понятно.
«Непостижимая это штука Ц жизнь, Ц думал Багрий. Ц И смерть тоже… Гриш
а Таранец, например, говорит: «Какое мне дело до смерти? И думать о ней не хо
чу. Пока я жив, смерти нет. А когда она придет, меня уже не будет». А Таня откр
овенно признается: «Боюсь. Как вспомню, что и мне умереть суждено, страшно
становится».
Да, каждый воспринимает это по-своему. Чехов перед смертью сказал всего д
ва слова: «Их штербе» Ц «я умираю». Почему он, такой до глубины души русск
ий, произнес эти роковые слова на чужом языке? Может быть, это как усмешка,
немного грустная, очень добрая, такая знакомая всем, чеховская усмешка? М
ожет быть.
Каждый встречает смерть по-своему. Один Ц буйным протестом, другой Ц с
непонятной покорностью, третий Ц с ужасом. А Валентина Лукинична вот жд
ет смерти как счастья, как избавительницу. Это и понятно. Она хоть и не зна
ет всей правды, но чувствует ее. И ждет. И все ждут. Даже он, Багрий. Даже родн
ая дочь. Только они Ц врачи, сестры, санитарки Ц молчат. Одна тетя Домочк
а Ц святая душа Ц не скрывает своих мыслей.
Ц И чем только, горемычная, господа прогневила, что он такую муку ей посы
лает? Хоть бы смилостивился да прибрал скорее.
А Тарас Игнатьевич сказал вчера:
Ц Не могу себе представить, чтобы она раньше меня ушла: моложе она меня. И
крепкая ведь, выносливая. Сколько за войну пережила! И вдруг, чтобы вот так
… Ц помолчал немного и добавил: Ц Знаю, тяжелая у нее болезнь, но хрониче
ская ведь. Как это сказал Вадим Петрович ваш: «От хронических болезней ре
дко умирают». Ведь понимаю Ц ваши это слова. Мне Вадим Петрович даже нрав
ится иногда тем, что старается на вас походить. Преданный ученик всегда д
олжен стараться на учителя походить. Ц Он помолчал, потом сказал глухов
ато: Ц Я все обдумал: как только можно будет взять ее домой, ты мне скажи. Я
ведь Галину понимаю: она дочь. Она, даже если нужда отпадет, тянуть будет с
выпиской. А вы не тяните. Мне важно, чтобы она дома была. Пусть больная, толь
ко дома чтоб…
Тихо журчит вода. Багрий прислушался. Это родник у красного камня.
Красная с опаловыми прожилками скала, обглоданная бурями, иссеченная до
ждями и снегом, подступила к самой воде. Из этой скалы бил родник. Хрусталь
ный ручеек стекал по узкому желобку в ерик. Вода в роднике была на редкост
ь вкусная и такая холодная, что даже в самую жару от нее ломило зубы. Многи
е считали ее лечебной и приезжали с далеких дачных участков, чтобы набра
ть для питья.
Багрий опять прислушался. Нет, это не родник. Это вода в ерике журчит, обте
кая красный камень. «Течение пошло из озера, Ц подумал Багрий. Ц Теперь
хорошо удить и на реке, и на самой стремнине, против ерика. Когда течение и
з озера, там всегда начинается добрый жор».
Облака стали еще светлее. Замолкшие было на некоторое время птицы снова
завели Ц каждая свое. Далеко, за озером, не скупясь, отсчитывала кому-то г
оды кукушка. Безобразничали воробьи под стрехой, громко кричали, передра
знивали кого-то скворцы. Нерешительно, сначала вразнобой, а потом дружно,
начали свой концерт лягушки на озере и сразу же замолкли.
«Надо бы все же сказать правду Тарасу Игнатьевичу, Ц подумал Багрий. Ц
О результатах лабораторных обследований мы ведь ему тоже неправду сказ
али. Ничего страшного, мол, воспалительный процесс. Обойдется. А надо бы ск
азать, что рак. И Ц метастазы. Я бы вчера вечером сказал, да вот Яков Михайл
ович…»
Багрий закончил ряд и перешел к следующему. Тут тоже одна проволока пров
исла, и он подтянул ее.
«Далеко шагнула наука, Ц подумал Багрий. Ц Помню, в наших местах маляри
я просто косила, а теперь… Вадим Петрович и Галина вот институт окончили,
несколько лет работают, а малярии не видели. А я помню: бывало, приходишь н
а прием, а вокруг амбулатории десятки больных в лихорадочном ознобе. Или
туберкулезный менингит взять… Когда-то такой диагноз поставить было Ц
что смертный приговор вынести. Ни один ведь не выздоравливал… Да, шагнул
а вперед медицина, далеко шагнула. А вот когда такое, как у Валентины Лукин
ичны, Ц худо. Совсем худо. Ватажков прав, хорошо, что Тарас Игнатьевич не з
нает всей правды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113