Ц Заходите, заходите, товарищи, Ц повернулся к Волошиной. Ц Извините, Л
юдмила Владиславовна. У меня экстренное совещание. Сейчас.
«Да что он, каменный?» Ц подумала Людмила Владиславовна и поднялась.

…Багрий вернулся из больницы. Тяжело опустился в кресло. Он долго сидел т
ак, не шевелясь, погруженный в свои думы. Никогда еще ему не было так одино
ко и тоскливо. Он всегда знал, как надо поступать в том или ином случае. А ту
т Ц словно глухая стена. Позвонить Сергею Романовичу? Но что сказать ему?

Тарасу Игнатьевичу надо позвонить. Но что ему сказать? Он сидел и думал, ду
мал. Потом поднялся, подошел к стеллажу с книгами, взял томик Толстого. Ста
л перелистывать. Посмотрел несколько страниц. Закрыл книгу. Похлопывая к
орешком по ладони, что-то искал глазами на полке. Что же он хотел найти?.. Ах
да, вот это: Вересаев. «Невыдуманные рассказы». Неторопливо перелистал. Г
де же это?.. Вот!
«Я хочу кричать, вопить, дайте мне право свободно распоряжаться собой! Пр
имите мое завещание, исполните его. Если я окажусь негодным для жизни, есл
и начнет разлагаться мое духовное существо Ц вы, друзья, вы, кто любит ме
ня Ц докажите делом, что вы, друзья, меня любите. Сделайте так, чтобы мне до
стойно уйти из жизни, если сам я буду лишен возможности сделать это!»
Нет, немного дальше. Вот здесь!
«Умирала его мать, Ц он очень ее любил. Паралич, отек легких, глубокие про
лежни, полная деградация умственных способностей. Дышащий труп.
Сестра милосердия:
Ц Пульс падает, вспрыснуть камфору?
Ц Вспрысните морфий.
Сестра изумленно открыла глаза:
Ц Морфий?
Он властно и раздельно повторил:
Ц Вспрысните морфий!
Мать умерла.
У меня к нему Ц тайное восхищение, любовь и надежда. Однажды я ему сказал:

Ц Самый для меня безмерный ужас Ц это жить разбитым параличом. А у меня
в роду и со стороны отца, и со стороны матери многие умерли от удара. Если м
еня разобьет паралич, то обещайте мне… да?
Мы поглядели друг на друга в глаза, он с молчаливым обещанием опустил век
и».
Багрий закрыл книгу. «Тайное восхищение, любовь и надежда». Да нет же, тут
совсем другое. Там ведь полное разложение духовной сущности, а тут… Нет, и
не в этом суть. Каждый больной, переступая порог больницы, должен верить, ч
то здесь, в доме скорби, люди в белых халатах сделают все, чтобы вырвать дл
я него у смерти как можно больше дней, часов, минут и секунд. Да, да, и секунд.
В этом суть.
Он лег поздно. Несколько раз просыпался. Один раз, проснувшись, обнаружил,
что сидит у себя в кабинете в кресле за столом, накинув теплый халат. Как о
н пришел сюда, он не помнил. На столе перед ним лежал томик Толстого: «Смер
ть Ивана Ильича». Что он искал в этой книге? По-видимому, вот эти строчки, по
дчеркнутые. «Все то же и то же, эти бесконечные дни и ночи. Хотя бы скорее. Чт
о скорее? Смерть. Мрак. Нет, нет. Все лучше смерти!»
Ц Да, да, Ц пробормотал Багрий. Ц «Все лучше смерти». Как это верно! Ц Он
поставил книгу на место и вернулся в спальню. Уснул сразу же.

…Когда Галина вернулась домой, часы на башне горисполкома пробили полно
чь. Усталым движением сбросила шарфик, опустилась на диван.
Ц Что с тобой? Ц спросил Сергей.
Он мог и не спрашивать. Он был готов к тому, что она скажет. Даже слова утеше
ния были готовы. Давно уже.
Ц Мама умерла?..
Ц Я умертвила ее.
У Сергея перехватило дыхание.
Ц Как умертвила?..
Ц Умертвить человека Ц это легко, Ц как-то очень рассудительно произ
несла Галина. Ц Спасти трудно. А умертвить Ц легко.
Он сел рядом, прикоснулся к ее бессильно брошенной на колено руке.
Ц Расскажи. Спокойно и не торопясь расскажи все.
Ц Можно Ц утром? А сейчас я лягу.
Ц Хорошо, Ц согласился он. Ц Пойдем я уложу тебя.
Она уснула сразу, как только он укрыл ее. Ему даже показалось, что она не ус
нула, а только закрыла глаза, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Он
вышел, ступая на носках. Даже если она закрыла глаза нарочно, надо с этим с
читаться. Иногда очень важно остаться наедине с самим собой. Сергей прит
ворил двери. Несколько секунд молча сидел, глядя на телефон, потом снял тр
убку, неторопливо набрал номер ординаторской терапевтического отделен
ия.
Ц Разве Галина Тарасовна вам ничего не сказала? Ц спросил Вадим Петров
ич после долгой паузы.
Ц Ничего определенного. Я потому и звоню.
Ц С Андреем Григорьевичем вы не беседовали?
Ц Да не тяните вы, Ц уже громко сказал Сергей и покосился на дверь.
Шарыгин коротко рассказал, затем пробормотал несколько слов сочувстви
я. Они помолчали.
Гармаш положил трубку, опустился в кресло. В памяти его вдруг необыкнове
нно ясно возникла картина Падунских порогов. На Ангаре. Он был там в сорок
пятом. После того как выписался из госпиталя, решил, прежде чем ехать в Мос
кву, добраться до Падуна, посмотреть пороги: быть на Ангаре и не посмотрет
ь Падуна… Ему навсегда запомнились грохот и буйство реки. Воды ее неслис
ь и кипели, тяжело ударяясь о камни, вздымались, обрушивались и снова взды
мались. И каждый раз по-другому. Какой-то безумный хаос разбушевавшейся с
тихии. Почему вдруг вспомнился ему Падун? Может быть, потому, что мысли его
сейчас напоминают мятежные, тяжело грохочущие, вспененные струи. Когда
ему сказали, что есть смельчаки, которые решаются проводить суда через э
ти пороги, он сразу не поверил. Представил себя на месте такого лоцмана и п
очувствовал, как обдало ознобом. Сейчас тоже его обдало ознобом. Как тогд
а на скалистом берегу Ангары.
Тарас Игнатьевич позвонил около двух. Неожиданно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113