Она да сы
н с невесткой. Молодые днем работают, а вечером Ц в институте. Ну как тут?..
В эту минуту Багрий и услышал свою фамилию, посмотрел в президиум. За стол
ом сидели заведующий здравотделом и Шарыгин Ц старший ординатор Багри
я. Лицо заведующего отделом было сосредоточено, спокойно и непроницаемо
. Шарыгин писал протокол и хмурился.
Выступала Людмила Владиславовна, главный врач. Она всегда нравилась Баг
рию. Одета просто Ц черная гладкая юбка и кремовая блузка, под которой уг
адывались небольшие, по-девичьи упругие груди. Темно-каштановые волосы
стянуты на затылке в тугой узел. Такой тяжелый, что, казалось, оттягивает н
азад ее легкую голову. Говорила она, как обычно, с подчеркнутым спокойств
ием. И в этом спокойствии чувствовались уверенность и сдержанная страст
ность. В больнице болтали о ее связи с Шарыгиным, о том, что он просто без ум
а от этой женщины. «А что! Ц думал Багрий. Ц В ней все красиво Ц и губы, с е
два заметным чувственным изгибом, и глаза Ц черные, агатовые, и фигура
Ц тонкая, стройная. Даже имя, отчество и фамилия звучат как-то особенно
Ц Волошина Людмила Владиславовна. Пять «л». Ему вспомнились есенинские
строки:

…Я спросил сегодня у менялы,

Что дает за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?

Гриша Таранец говорит, что стихи о любви не должны рычать, они должны лить
ся, чуть слышно журча, как ручей в лесу. А что? Верно ведь.
Волошина говорила о нем, о Багрии. А смотрела куда-то в сторону. Будто ей не
легко было. И Багрию оттого, что именно она, такая женственная, произносил
а эти по-мужски резкие слова, было вдвойне досадно.
Она словно почувствовала это, замолкла, опустила глаза. Стала перелистыв
ать записки. Потом, когда опять заговорила, в голосе уже не было прежней ре
зкости Ц преобладали грустные нотки.
Ц Вы поймите меня правильно, товарищи, Ц продолжала она, прижав руку к с
ердцу. Ц Андрей Григорьевич специалист высокой квалификации. Больные т
янутся к нему. У него за плечами три войны. Многие из нас еще в детский сад б
егали, а он уже во фронтовых госпиталях работал. Мы все помним. И правитель
ство Ц вы это знаете Ц высоко оценило работу Андрея Григорьевича. У нег
о четыре ордена и шесть медалей. Только в прошлом году его наградили орде
ном Ленина и присвоили звание заслуженного врача республики. Все это так
. Но работа есть работа. Ц Голос ее снова стал твердым и жестоким. Ц Никто
не собирается упрекать Андрея Григорьевича в халатности или злом умысл
е. Просто седьмой десяток Ц это седьмой десяток.
Ц Безобразие! Ц громко и гневно оборвал ее Чумаченко, заведующий хирур
гическим отделением. Ц Безобразие! Ц повторил он и поднялся Ц высокий
, широкоплечий, седоволосый. Ц Мне тоже на седьмой перевалило. Что ж, дава
йте, значит, и меня в отставку? Весь институт старейших Ц в отставку, к чер
товой матери?
Он сел, тяжело дыша, как после бега. Багрий посмотрел на него и грустно улы
бнулся. «Остап, дружище, ну когда же ты угомонишься?»
Ему вспомнилось, как в сорок первом, вытаскивая на шести полуторках свой
госпиталь, Ц вернее, то, что осталось от него, Ц встретил он Чумаченко. То
т стоял на обочине дороги в грязной рваной шинели, наброшенной поверх ок
ровавленного халата, с пистолетом в руке, в надежде остановить хоть каку
ю-нибудь машину. Бой шел уже совсем близко.
Ц Где Варя? Ц спросил Багрий о жене Чумаченко.
Ц Там, Ц махнул тот пистолетом в сторону села. Ц И раненые. И весь опера
ционный блок Ц тоже там.
Багрий знал, что Чумаченко не оставит раненых и вывезти их тоже не может.

Ц Ты подожди здесь, Ц сказал он. Ц Я сейчас. Ц Он проехал около двадцат
и километров, увидел небольшую, искалеченную рощицу и приказал останови
ться.
Раненых клали прямо на землю. Удастся ли забрать их?
Машины вернулись в село уже под обстрелом. Людей погрузили всех, из имуще
ства Ц только инструменты.
За селом снаряд угодил в машину, в которой сидела Варя. Запомнилось, как Ос
тап Филиппович стоял, широко расставив ноги, и смотрел почему-то не на раз
бросанные тела, а на остатки полыхающей машины.
Ц Пойдем, Ц сказал Багрий. Ц Тут уже ничем не поможешь.
Чумаченко огляделся вокруг, поднял пилотку с приставшими к ней светлыми
волосами. Ее пилотку. Барину пилотку.
Впереди по дороге взметнулся огненно-рыжий столб. Потом другой.
Ц Пойдем, Ц решительно повторил Багрий.
Чумаченко затолкал пилотку за борт шинели, поставил ногу на облепленное
грязью колесо и тяжело перевалился в кузов.
Проехали километров двадцать, разгрузили раненых в старой риге и вернул
ись за теми, что остались в роще. Так, то продвигаясь вперед, то возвращаяс
ь, они к утру добрались до разбитого полустанка, погрузили раненых в сани
тарный поезд и пошли разыскивать штаб дивизии. Моросил дождь. Остап Фили
ппович вдруг остановился.
Ц Что? Ц спросил Багрий.
Ц Пилотка. Ее пилотка… Потерял!
Ц Бог с ней, с пилоткой.
Они пошли дальше. Крупное, с грубыми чертами, лицо Чумаченко было неподви
жно, словно высечено из камня. По небритым щекам текли слезы. Он отер лицо
рукавом шинели, посмотрел в серое небо и сказал со злостью:
Ц Зарядил, проклятый, льет и льет.
Нет, не мог Остап Филиппович не заступиться. Сколько раз приходилось им в
ыручать друг друга Ц и на фронте, и после войны. «Фронтовая дружба Ц осо
бая, Ц думал Багрий. Ц Она останется навсегда. Говорят, некоторые забыв
ают. Может быть. Но только не такие, как Остап. «Мне тоже на седьмой перевал
ило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113