Он медленно подошел к ним, потрогал их с почтением и благоговейным трепетом.
— Какая красота! Как же можно в этом воевать, Огерн?
— Зови меня Миротворцем, как раньше, — сказал ему мудрец, — для тебя я всегда буду Миротворцем. А что касается доспехов, то никакой удар не оставит на них ни царапинки, ни зазубрины; можешь спокойно носить их и знать, что красота их останется нетронутой.
Глаза мудреца сияли. Китишейн заметила это и поняла: раньше Кьюлаэра не был способен в чем-либо увидеть красоту, даже в женском лице или женских формах. Он мог видеть лишь желаемое, но не его красоту.
А доспехи и в самом деле были прекрасны. Они блестели в свете факелов — золотые, вдоль и поперек покрытые серебряными узорами.
— Что это за знаки, Миротворец? — негромко спросил Йокот. — Я бы подумал, что это цветы и листья, если бы не было стольких странных углов.
— Это растения, ты правильно подумал, — ответил Миротворец, — лекарственные травы огромной силы. Знаки с острыми углами — это руны, обозначающие слова, известные лишь мудрейшим шаманам.
— Значит, я должен их узнать!
— Узнаешь, — пообещал Миротворец, — а когда узнаешь, ты прочтешь на этом нагруднике и этом щите защищающие заклинания и будешь потрясен их силой. — Он повернулся к Кьюлаэре. — Ну, надевай чудесную бронзу! Аграпаксу уже не терпится взяться за следующую работу, и он разгневается, если, вернувшись, застанет нас здесь.
— Надевать? — Кьюлаэра изумленно посмотрел на него.
— Конечно надевать! Аграпакс выковал эти доспехи не для того лишь, чтобы люди на них таращились и восхищались их красотой! Надевай, Кьюлаэра, — он выковал их, чтобы ты был защищен в битве с Боленкаром!
— Но... но... может, мне не стоит носить их до самой битвы? — Кьюлаэра не находил в себе решимости надеть чудесные доспехи. — Это ведь будет так тяжело!
— Если будет тяжело, значит, мои попытки выковать твое тело потерпели полнейшее поражение! Кроме того, уверяю тебя, тому, для кого это оружие выковано, оно покажется почти невесомым! Надевай, Кьюлаэра, — оно согреет тебя в холод, что очень скоро будет немаловажно. Оно даст тебе прохладу в жару, а это тоже ты сможешь оценить чуть позже. Ты вряд ли почувствуешь его вес, а оно придаст тебе дополнительные силы.
Медленно, даже робко воин стал застегивать волшебные бронзовые пластины. Китишейн подошла помочь ему, гномы застегнули поножи. А Миротворец торжественно водрузил на голову Кьюлаэры шлем, гребень которого гордо опустился, чтобы прикрыть сзади шею. От этого зрелища у Китишейн перехватило дыхание.
— О Кьюлаэра! Ты выглядишь так же величественно, как герой из легенд о войне Дариада!
— Люди Дариада никогда не носили таких доспехов, — разуверил ее Миротворец. — Вперед, пойдемте выбираться на поверхность земли! Ты выглядишь как герой, Кьюлаэра, и в душе ты герой, но стать настоящим героем ты сможешь лишь тогда, когда встретишься с врагом лицом к лицу, а враги ждут тебя там, где светит солнце!
— Веди же меня к ним, — сказал Кьюлаэра, и голос его дрожал от нетерпения.
Миротворец повернулся и повел их в тоннель, через который они впервые попали в кузницу.
Тоннель имел множество ответвлений, но Кьюлаэре и Китишейн он показался достаточно коротким: они шли и тихонько переговаривались. Они рассказывали друг другу о детстве, о том, как взрослели среди родственников, о врагах и немногочисленных союзниках, о том, что общего было в их судьбах и что могло бы быть, родись они в одной деревне. Они говорили о войне, которую Боленкар хотел развязать против молодых рас, рассказывали друг другу предания об улинах, говорили обо всем и ни о чем и были удивлены, что могут так много говорить и совершенно не чувствовать усталости. Луа смотрела на них с радостью, а Йокот время от времени бросал сердитые, исполненные зависти взгляды. Единственное, что утешало его, состояло в том, что они не говорили о себе как о паре, но он с горечью догадывался, что им это и не нужно.
Путь наверх оказался более коротким, чем тот, каким они прошли в подземный мир. Путники вышли в залитую солнцем пещеру как раз в тот миг, когда почувствовали утомление после дневного перехода. Они зажмурились, их глаза, отвыкшие от яркого дневного света, заболели, гномы тут же нацепили свои очки.
— Садитесь и поешьте, — велел Миротворец, — а когда ваши глаза привыкнут к свету здесь, в пещере, мы выйдем на свет солнца.
— Хорошая мысль, — кивнул Кьюлаэра, усаживаясь у факелов, которые Луа установила в середине пещеры. — Но я не могу зря терять время. Миротворец. Ты дал мне задание, и мне нужно идти на юг и убить ульгарла!
Китишейн посмотрела на него с тревогой, задрожала и поняла, что в пещере прохладно, а Кьюлаэра потирал руки не в предвкушении битвы, а чтобы отогреть их у слабого огня.
— Всему свое время, горячая голова, — довольно сказал мудрец. — Ты был бы глупцом, если бы начал битву, не подготовившись к ней.
— Но я должен найти Боленкара, пока он к ней не подготовился!
— Единственный твой выход — собрать и повести на него большие силы. Для начала хватит и твоих друзей, но они — это еще не войско. И им холодно здесь, на севере.
Кьюлаэра удивился, поднял взгляд и увидел, как дрожат Китишейн и гномы.
— Меня греют доспехи! Я должен был все понять, когда у меня замерзли руки! Простите меня, друзья! — Он вскочил. — Я пойду убью пару медведей и принесу вам шкуры!
— Нет, погоди, мой герой! — Китишейн засмеялась и придержала его рукой, — Подожди, пока твои глаза привык нут к яркому свету, и не ходи на охоту без твоих лучниц! А что касается шкур, то мы с Луа сняли их, когда в пещере стало жарко, и убрали в мешки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123