— Откуда ты знаешь?! — Кьюлаэра злобно посмотрел на старика.
— Потому что ты не первый из молодых людей, позволяющих другим творить себя, — ответил Миротворец.
Кьюлаэру возмутила мысль о том, что он позволил кому-то так управлять собой.
— Ты знал и других таких же, как я? — спросил он.
— Что, если я тебе скажу, что первым был Лукойо?
Кьюлаэра с минуту разглядывал старика, а потом с ехидцей проговорил:
— Ага! А ты, значит, полубог Огерн? — И рассмеялся. — Еще бы, такой старый! — И снова стал серьезным. — Понял. Ты хотел сказать, что Лукойо — пример того, кто нарочно стал плохим. Но он изменился!
— Или его изменили доверие и дружба Огерна и его людей, — поправил Миротворец. — И еще ему помогла любовь его жены.
— Можно было бы посмеяться, — хмыкнул Кьюлаэра.
— Так что же ты не смеешься?
— Потому что я себе не верю, — признался Кьюлаэра, потом помолчал, глядя как бы внутрь себя. — Я сильно изменился, верно?
— Внутри — да, — подтвердил старик, — но пока доверяешься себе, внешнему.
— Я больше не доверюсь ему!
— Надеюсь, — сказал Миротворец, — но это будет непросто, Кьюлаэра. Ты очень долго верил ему.
— Не теперь, после того, как увидел его таким, каким его видят другие! Клянусь, что никогда больше не буду такой мерзкой вошью и подлым змеем, как этот вероломный охотник! — Его лицо стало задумчивым. — Но как мне стать лучше, Миротворец? Я такой, какой есть, и этого не изменить.
— Да, но у тебя есть маска, — возразил Миротворец, — она — дело твоих рук. Этот охотник — твоя маска. Не нужно изменять себя, Кьюлаэра, — себя нужно найти.
— Что же я тогда?
Молодой человек заглядывал в глаза старику с невероятной страстью.
— Ты — хороший человек, честный, — просто ответил мудрец. — Ты — сильный человек, который может стать могучим воином, ты — смельчак, и из тебя может выйти настоящий герой.
Несколько месяцев назад Кьюлаэра рассмеялся бы старику в глаза и сплюнул. Теперь же он медленно проговорил:
— Не уверен, что хочу этого.
— В конечном счете, — сказал Миротворец, — дело не в том, кем ты хочешь быть, а в том, что ты есть, и в том, чтобы стать тем, каким ты можешь стать.
— Как я могу сделать это?
— Ты вернул свой амулет. — Мудрец указал Кьюлаэре на шею, тот притронулся к ней — ошейник был на месте! — Пользуйся им правильно, закаляй свой дух, как закалили твое тело месяцы труда и упражнений.
Кьюлаэра провел пальцем по замку — и он раскрылся. Пораженный, он посмотрел на амулет:
— Что это, Миротворец?
— Просто кусок железа, — сказал старик, — но внутри находится обломок стрелы, выкованной самим Ломаллином, выкованной, чтобы лететь прямо и истинно при помощи магии улинов, и, если спросить у него о добре и зле, он всегда будет указывать только на истину, и ты почувствуешь ответ внутри себя.
— Но все, что я чувствовал до сих пор, лишь холод!
— Ты не был открыт для внутреннего чувства, — возразил мудрец. — А теперь, может быть, уже открыт, а может быть, тебе придется положиться на то, что амулет становится холоднее, пока ты прислушиваешься к своему сердцу. Но со временем ты начнешь сам нащупывать ответ, а через месяцы он станет тебе хорошо понятен. — Он похлопал верзилу по плечу. — Ну давай застегивай его и пойдем к остальным.
Кьюлаэра застегнул замок амулета и встал, чтобы идти. На полпути назад он резко остановился и посмотрел на Миротворца.
Мудрец кивнул:
— Ты только что понял, откуда взялся тот охотник, да?
— Как ты сотворил его?
— Я же указал тебе, — ответил Миротворец, — по твоему образу и подобию.
— Мне нужно спрашивать зачем?
— Нужно ли? — ответил мудрец вопросом на вопрос.
— Чтобы показать мне меня, чтобы мне стало мерзко.
— Конечно. — Мудрец положил ему руку на плечо. — И помни, Кьюлаэра, я лишь показал тебе тебя таким, каким тебя видит мир. Остальное вы сделали сами, вместе.
Даже теперь Кьюлаэра содрогнулся, но сейчас он чувствовал, что осознание собственного вероломства и себялюбия более не опустошает его: он помнил, что Миротворец сказал, что внутри него живет человек более хороший.
Засыпая в эту ночь, Кьюлаэра думал о том, что Миротворец, несомненно, зная о его злокозненных замыслах, не наказал его за них и даже о них не упомянул. И самым унизительным из всего, что он понял, было то, что мудрец, зная, что его намеревались убить, не сопротивлялся этому.
Откуда старик мог знать, что у него душа героя?
Миротворец еще более замедлил странствие. Целые дни он отводил для уроков борьбы и магии, для рассказов об улинах у вечернего костра.
Наконец они научились драться, почти не задумываясь о своих движениях, выполняя их непроизвольно. Миротворец их хвалил, объясняя, что эта непроизвольность родилась из послушания и старания.
Как-то ночью он снова сказал им, что улины не были богами, а лишь более древней и могущественной расой, чем другие народы.
— А кто же тогда сотворил улинов? — спросил Йокот. Миротворец улыбнулся, обрадованный тем, что этот вопрос наконец задан.
— Бог, который был всегда и всегда пребудет, — Бог Дариада и его народа.
Кьюлаэра нахмурился:
— А как он выглядит?
— Никто не знает, — ответил ему мудрец. — У Него нет ни лица, ни формы, и Он может появиться в виде пламени, или дыма, или под маской человека. На самом деле Он, вероятно, не является ни мужчиной, ни женщиной, а кем-то неопределенным.
— Ты хочешь сказать, что этот Бог бесполый? — с неприкрытой издевкой спросил Кьюлаэра, а Китишейн и Луа изумленно уставились на старика.
А Йокот лишь посерьезнел и кивнул:
— Что еще известно об этом Первом Боге?
— Еще кое-что, — сказал Миротворец. — Он создал все сущее из Себя, и все существует в Нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123