— На какой Север? — не понял Петр.
— Так они называют нашу местность,— пояснила Капитолина Сергеевна.
Чувствовалось, что и сама Капитолина Сергеевна возвращалась в Прикамск без особой охоты. Жизнь в Краснодаре ей очень поглянулась.
— Дешево все против нашего,— рассказывала она Петру.— Про фрукты, про зелень всякую я и не говорю. Это все как даром. На рынке всего полно. А цены-то!.. Сперва глазам, ушам своим не поверила. Сколько у нас за курицу отдашь, там за эти деньги гуся купишь. Выйдешь на мясной ряд, глаза разбегаются: тут тебе говядина и телятина, свинина и баранина, выбирай — не хочу!.. Совсем привольная против нашей жизнь.
Возразить на это было нечего. После некоторого неловкого молчания Петр спросил:
— Даша не сказала, когда приедет? Капитолина Сергеевна пожала плечами:
— А что она может сказать?.. Неизвестно, что врачи скажут. Конечно, неудобно ей столько времени у Нефедовых проживать. Им, правда, квартиру хорошую дали, три комнаты большущие, одна, поди, больше всей нашей квартиры, в старом господском доме. Ну а все-таки столько времени чужой человек...
Капитолина Сергеевна, кажется, хотела еще что-то добавить по этому поводу, но остановилась на полуслове и заговорила о другом:
— Сам-то Борис Степаныч сказал мне, если бы Петр Николаич сразу со мной приехал, и ему бы такую же дали. А Даше все только обещают. Это понятно, квартиру по должности дают...
— Так все-таки обещают?
— Говорит, обещают.
— Выходит, она квартиру ждет?
— Она в надежде, что все мы туда вскорости приедем...
— Я же писал ей, что теперь, когда я на новой работе, принял школу, я уже не могу ехать... Разве она не показывала вам мое письмо?
— Показывала... Она сказала, ему теперь самому выбирать... Пусть выбирает...
— Да поймите вы, Капитолина Сергеевна! — Петр почувствовал, что уже теряет самообладание.— Нет у меня никакой возможности выбирать. Не могу я теперь уезжать!
— Это я понимаю,— послушно подтвердила Капитолина Сергеевна.— Решили не ехать...
С большим трудом удержался Петр от резкого возражения. А Капитолина Сергеевна скорбно опустила голову, пошептала что-то про себя, потом очень тихо произнесла, словно бы самой себе:
— Говорила я ей... А она мне свое... Кто нынче нас слушает... Слушать все разучились...
— Капитолина Сергеевна! — Петр старался говорить как можно тише, мягче, уважительнее.— Напишите вы ей. Объясните, что я действительно поехать не могу. И поэтому... выбирать должна она. Так и напишите.
Коса ли нашла на камень, или у Даши были причины не менее уважительные, нежели у Петра, только она в ответном письме (матери, а не Петру!) сообщила, что в начале следующего месяца получает квартиру, и просила прислать ей теплую одежду.
Капитолина Сергеевна зашила Дашины теплые вещи в мешок из холстины, с немалыми трудами заполнила переводной бланк, а Петр снес посылку на почту и отправил в Краснодар.
Как-то вечером, возвращаясь с репетиции, Елена Борисовна спросила у Петра:
— Ваша жена не поет?
— Нет,— односложно ответил Петр.
— Вы бы как-нибудь пригласили ее в клуб, познакомили нас с ней.
— Она в Краснодаре.
— Надолго уехала?
Петр растерялся, не зная, что сказать, но тут же обозлился на себя и произнес подчеркнуто вежливо:
— Точно затрудняюсь вам ответить.
Елена Борисовна понимающе переглянулась с Алей, и больше вопросов Петру не последовало.
Петр отнюдь не считал себя аполитичным человеком. Да и никто не посчитал бы его таким. Он был активен на собраниях, охотно и инициативно участвовал во всех проводимых мероприятиях — словом, были все основания считать его передовиком.
Но вот потребности (не внушенной кем-то, а своей, нутряной, так сказать) каждый день прочесть газету, чтобы всегда знать, что творится на белом свете, у него еще не было. И не потому, что не выработалась привычка (привычку можно выработать к чему угодно), а потому, что была убежденность (скорее всего подсознательная, но от этого не становившаяся менее оптимистической) в том, что все и в стране, и в мире идет как надо, как тому и должно быть...
То есть, конечно, известно было, и каждый всегда об этом помнил, что вокруг нашей справедливой страны — капиталистическое окружение. Никто не забывал, что наша страна всего лишь одна шестая мира по площади и даже менее, чем одна десятая, если считать по населению.
Откуда же оптимизм?
Опять же каждый знал, что оснований для оптимизма вполне достаточно. Во-первых, интернациональная пролетарская солидарность: ведь в самом что ни на есть раскапитали-стическом государстве большинство составляют трудящиеся — рабочие и крестьяне. Во-вторых, угнетенные народы колониальных и зависимых стран, которые с каждым днем, с каждым часом все стремительнее пробуждаются от векового сна,— все это наши не только потенциальные, но и сегодняшние соратники. В-третьих, капиталисты — это не социалисты, они каждый к себе тянут, готовы друг друга живьем проглотить — отсюда противоречия между империалистами, а это нам тоже на руку. И, наконец, в-четвертых, колесо истории вертится в одну сторону, и если уже в гражданской войне, когда на нашу страну, измученную, истощенную, голодную, раздетую и разутую, Антанта двинула четырнадцать государств, если уж в гражданской выстояли, то теперь на нас не замахивайся!
«Ни пяди чужой земли не хотим, но и своей ни одного вершка не отдадим!» — так, и только так.
Ну а если все же?.. Тогда ответим «ударом на удар поджигателей войны» и сразим врага на его же территории «малой кровью, могучим ударом»!
Так что во внешней политике, в делах, так сказать, международных, все было предельно ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130