Еще мы выяснили, что на химическом факультете пединститута имеется трехлетний запас реактивов. Там есть крайне нужные нам химикаты. Вот если бы вы поговорили с руководителями геологотреста и пединститута?..
— Сами-то вы пробовали разговаривать?
— Упаси бог испортить тропу. Кто станет всерьез разговаривать с каким-то начальником цеха?
— На комбинате есть директор.
— С директором, вероятно, станут разговаривать, но он... вряд ли сумеет сказать, что надо...
— Следовательно?..— усмехнулся нарком.
— Надо вам поговорить, товарищ народный комиссар. Нарком поговорил и с управляющим геологотрестом, и с ректором пединститута. И, видимо, сумел сказать то, «что надо», и его поняли правильно.
Городской комитет партии и исполком городского Совета помещались также в деревянном, правда, двухэтажном доме. В этом не было ничего странного. В ту пору весь город
был деревянный и почти весь одноэтажный. И несмотря на то что в нем были каменные здания (не то пять, не то шесть, и одно из них, воеводская канцелярия, было построено еще в XVIII веке), считалось, что каменные здания воздвигать на вечной мерзлоте нельзя, хотя правильнее было бы считать, что их просто не умели строить. Но как бы то ни было, город оставался деревянным.
По широкой двухмаршевой лестнице Петр поднялся на второй этаж и прошел в приемную. Приятная женщина с тщательно уложенными пышными русыми волосами осведомилась, кто он и к кому идет, заглянула в раскрытую тетрадь и сказала:
— Вы пришли немного раньше. Точно в назначенное время Василий Егорович вас примет.
Почти педантичная любовь к точности была одним из достоинств (или одной из слабостей?) Василия Егоровича Инчутина. Об этом знали и, когда имели дело с ним, хорошо помнили. Василий Егорович, как принято говорить, пользовался авторитетом. Следует добавить — заслуженно. Нелегкое дело быть секретарем горкома в городе, являющемся столицей республики. В столице и Верховный Совет, и Совет народных комиссаров, и комиссариаты, и прочие высокие учреждения, которые положено иметь столице. Словом, в городе куда как много лиц, кои по рангу не ниже, а выше секретаря горкома. И в то же время все эти высокопоставленные лица — члены партии, состоят на учете в городской партийной организации и как коммунисты хоть и не подведомственны, но все же подотчетны городскому 'комитету.
Хорошо еще, в то время существовал обычай (иначе, пожалуй, не назовешь, так как уставом не оговорено), согласно которому первый секретарь областного комитета партии являлся одновременно и первым секретарем горкома.
И Василий Егорович Инчутин при необходимости умело использовал это обстоятельство. Если по любому достаточно серьезному поводу возникало разногласие между городским комитетом и какой-либо высокой республиканской инстанцией, Василий Егорович, исчерпав все доводы, под конец скромно добавлял:
— Я понимаю, мое мнение для вас недостаточно веско. Я ведь всего только второй секретарь горкома...
После этого, как правило, даже самые ретивые оппоненты находили доводы второго секретаря горкома вполне убедительными.
Беседа началась несколько необычно. Петр первый раз был приглашен к секретарю горкома, до этого дня никогда с ним не встречался, но слышал, что Инчутина побаиваются, что он бывает крут, особенно если заметит, что с ним неискренны, хуже того, пытаются ловчить.
Петр никакой вины за собой не чувствовал, ловчить не было нужды, поэтому пришел он, как говорится, с открытой душой и готов был на каждый вопрос секретаря горкома ответить предельно откровенно. Но такого первого вопроса не ждал.
— Ну как, прижился у нас или еще нет? — спросил Инчутин, пытливо всматриваясь в Петра, и тут же добавил:— Только, прошу, отвечай честно... Ну, что молчишь?..
Петру уже приходилось слышать, что обращение на «ты» было обычным у Инчутина. В данном же случае оно оправдывалось и тем, что по возрасту он вполне годился Петру в отцы.
— Думаю...— сказал Петр.— Хочу ответить честно.
— Это хорошо, что не привык словами бросаться,— одобрил Инчутин.— Облегчу тебе ответ: разобью вопрос по пунктам. Как тебя встретили?
— Хорошо.
— Работой доволен?
— Доволен. Хотя многое надо изменить, потому что пока дело идет не так, как следовало бы.
— Понятно. Но об этом еще поговорим. А сейчас по первому вопросу. Как с жильем?
— Одна комната, она же и кухня. На троих тесновато... Но обижаться не могу. Все так живут, не лучше.
— Это ты верно заметил: многие живут так, пока... А как насчет пропитания? Хозяйка не обижается?
— Совсем наоборот...
И Петр, несколько стесняясь, рассказал, как волочил из самого Ленинграда перину, начиненную продуктами, и каково было изумление всего семейства, когда выяснилось, что в При-ленске все это есть, а мясо, масло и молоко на рынке дешевле магазинных.
— А ты, оказывается, мужик хозяйственный,— улыбнулся Инчутин.
— Теща заставила,— попытался оправдаться Петр.
— И теща молодец,— сказал Инчутин.— По всему видно, ехали на работу, а не на гастроли. Это приятно слышать. Но вот прошло полгода. Какое у тебя теперь настроение?.. Появись возможность завтра уехать? Не сбежать, а по-хорошему, законно, так сказать, уехать?..
— Наверно, остался бы...— ответил Петр после некоторого размышления.— Неудобно перед людьми. Обещал, что многое изменим... Стыдно было бы не сдержать слова.
По-видимому, Инчутин поверил в искренность его слов.
— Не скрою, ты меня порадовал,— сказал он Петру и посмотрел на него как-то по-особенному тепло, вроде как отец на оправдавшего надежды сына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130