роман
— Какие имеете взыскания? — задал вопрос председатель комиссии по чистке.
Задал вопрос самым будничным тоном, даже не подняв крупной, ежиком подстриженной головы, не кинув взора на проверяемого — тот стоял тут же, на сцене, сбоку длинного стола, за которым разместилась тройка членов комиссии по чистке,— а продолжая выискивать что-то в лежащих перед ним бумагах. И всем своим равнодушно-хмурым видом свидетельствовал, что вопрос без подоплеки и задан для того лишь, чтобы получить о проверяемом достаточно полное анкетное представление.
Петр так и понял. И не стал раздумывать над ответом. Не было у него никогда партийных взысканий. Напротив, всегда был он в партийной организации на хорошем счету. Ему, молодому еще кандидату партии, не раз поручали серьезные, ответственные задания. Потому ответил спокойно и уверенно:
— Взысканий не имею.
Знал бы он тогда, какие беды навлечет на себя таким ответом... А может быть, ответ и ни при чем? И все было предопределено заранее? Как показал весь ход дальнейших событий, так оно и было...
Под мерный перестук колес хорошо дремлется. В вагоне-теплушке не холодно, скорее даже жарко. Дневальный то и дело подбрасывает угля в чугунную печурку, прилаженную посреди вагона на прибитом к полу листе крашеной жести.
Вся команда Петра (перед погрузкой в эшелон на станции Свердловск его назначили начальником команды), кроме дневального и его самого, как завалилась на нары после обеда, так и спит без просыпу. А ему не до сна. Не только
днем, но и ночью-то плохо спится. Всё мысли душу скребут, неспокойные мысли, будоражащие...
Первый раз в жизни пришлось столкнуться с таким явным и злобным недоброжелательством, к тому же недоброжелательством вовсе беспричинным...
Вторую неделю, с редкими и короткими остановками, идет эшелон, а еще и половины пути не одолели. Ехать далеко, на самый Дальний Восток, в город Никольск-Уссурийский. Весь эшелон — пополнение в полки 8-й кавалерийской Дальневосточной дивизии. А команда, порученная Петру,— тридцать шесть призывников, считая и его,— в отдельный саперный эскадрон той же 8-й Дальневосточной.
В инженерные войска отбор особый, берут только грамотных: ниже пятилетки ни одного нет в команде. И по сложению отобран народ крепкий, хорошо сколоченный: саперам и блиндажи рыть, и мосты строить, и переправы наводить. Словом, всегда и везде нужны сила и ухватка. Один только во всей команде отличается от остальных: маленький, узкоплечий, с длинным острым носиком на худощавом веснушчатом лице. И фамилия у него, под стать обличью, такая же уменьшительная — Иванушкин.
Даже удивительно, почему его определили в саперы; видно, не хватило и рослых и грамотных, когда набирали команду. Петр, как увидел Иванушкина, сразу подумал: трудно этому щуплому пареньку будет в саперах, да еще в конных. Так оно потом и оказалось.
Но это потом, а пока Иванушкин сидит на корточках у печурки и поглядывает в ее открытый пламенеющий зев — дневалить у печурки ему даже нравится.
О чем думает Иванушкин, только ему ведомо, а Петр снова и снова перебирает в памяти день за днем с той самой поры,-как нежданно-негаданно очутился в областном городе Свердловске, да еще на ответственной должности большого профсоюзного руководителя.
Но сперва следует рассказать, как и почему попал Петр в большие начальники, иначе непонятно будет все остальное после того с ним приключившееся.
В конце зимы тридцать третьего года на Прикамском кожкомбинате состоялась профсоюзная конференция, на которой избрали делегатов на очередной областной съезд профессионального союза кожевников.
Конференция проходила в большом зале заводского клуба. Петр немного, опоздал и постеснялся войти в зал, а прошел за кулисы и, на правах старого клубного активиста, уселся в боковой ложе. Сидевший там заведующий клубом сказал Петру, что его перед началом заседания разыскивал председатель фабзавкома.
«И хорошо, что не разыскал,— подумал Петр,— уговорил бы выступить».
Теперь же председатель был ему не страшен: тот стоял на трибуне и докладывал о предстоящем областном профсоюзном съезде.
Однако, как вскоре выяснилось, председатель разыскивал Петра по иной надобности. Когда приступили к выборам делегатов на съезд, в числе рекомендованных комфракцией оказалась и кандидатура Петра.
И, к немалому удивлению Петра, его избрали делегатом на съезд. Потом Петр не раз задавался вопросом, почему именно его, и отнес свое избрание на долю случая. Но, по-видимому, он ошибался. Избрали потому, что были для того достаточно веские причины. В числе двенадцати делегатов от прикамских кожевников следовало послать хоть одного инженерно-технического работника. А из итээровцев самым подходящим оказался именно Петр. Хороший производственник, начальник передового цеха, молодой коммунист, к тому же активный общественник и может выступить на любом собрании или митинге, что немаловажно. В то время не принято еще было держать речь по бумажке, и потому те, кто мог без опаски выйти на трибуну и выступить без заминки, были в особой чести.
Так что случай тут был ни при чем, а на все имелись свои причины. Конечно, от этого было не легче, злополучное избрание на съезд — а него-то все и началось — состоялось, и Петр вместе со всеми делегатами отправился в Свердловск.
Отправился, само собой разумеется, и не подозревая о нависающих над ним грозных тучах и потому вполне довольный и несколько даже гордый своим избранием. Когда впоследствии Петр размышлял по поводу этого своего, можно сказать, ликующего состояния, то всякий раз приходили на память слова назидательной песенки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130