— крикнул он в рубку.
— На каком берегу больше массив тальника? — спросил Петр.
— На обоих берегах много. На этом острове тальника шибко много...
— Как остров называется?
— Медвежий остров.
— Почему? Медведи водятся?
— Нет, однако. Когда высокая вода, заливает остров. Как медведь жить будет?
Катер описал плавную дугу и, работая на малых оборотах, медленно пристал к берегу. Федя проворно спустил трап.
— Мы с Егором Иванычем идем на разведку,— обратился Петр к Феде,— а вам чай варить.
— Это ему,— Федя указал на старшего моториста Гришу,— а я делом займусь,— важно произнес он, доставая закидушки из большой брезентовой сумки.
— Зайди вон на тот мысок,— показал Феде Егор Иванович.— Там шибко хорошо ловится.
Егор Иванович и Петр пересекли неширокую прибрежную полянку и углубились в тальниковую рощу.
— Трава-то! — поразился Петр.— Давно ли потеплело, а уже выше колена.
— Летом у нас тепла много, света тоже много, ночи почти совсем нет. Все растет быстро. Через месяц в этой траве человек спрячется.
— Вот тебе и Крайний Север!
— У нас только зимой север,— засмеялся Егор Иванович.— Летом у нас совсем юг. Что трава, а тальник?.. У вас там разве такой растет?
— Хороший тальник,— подтвердил Петр,— замечательный, нам такой годится.
Солнце уже клонилось к закату, когда разведчики, обойдя все массивы тальника по обоим берегам курьи, вернулись к становищу.
— Чай сварили? — обратился Егор Иванович к отдыхающим на траве мотористам.
— Чай уж два раза пили,— ответил Гриша.— Хотели ужин приготовить, да побоялись переварить.
А Федя без лишних слов вскочил, побежал к воде и вскоре вернулся. На кукане трепетало с десяток ельцов и окуньков и бойко извивалась порядочная щучка.
— Молодец! На ушицу добыл,— похвалил его Егор Иванович.
Все принялись за дело. Петр чистил рыбу. Гриша побежал споласкивать котелок. Федя собирал хворост. Егора Ивановича согласно определили в шеф-повара.
— Главное дело — не переварить рыбу,— поучительно пояснял Егор Иванович, заглядывая в кипящий котелок.— Как глаз у рыбы побелеет, значит, готова уха.
Покрошив в уху сочного зеленого лука, сорванного тут же на полянке, Егор Иванович снял котелок с тагана. На траве разостлали плащ, все пристроились вокруг котелка. От ухи распространялся вкусный дразнящий запах. я
— Вот это уха! — Петр ел и приговаривал: — Уха так уха! Из свежей рыбки, на костре сварена да на свежем воздухе!..
После ухи и чаепития Егор Иванович и Петр долго разговаривали у затухающего костра.
Егор Иванович рассказывал внимательно слушавшему
Петру о своей жизни, о неприветливом сиротском детстве, о том, как мальчишкой гнул спину в непосильной работе у улусных богатеев-тойонов.
— Вам, молодым, так не пришлось,— говорил Егор Иванович.— Только в книжках читали, от стариков слышали. Однако все то и пересказать нельзя. Сам вспоминаю, не верю, как это люди терпели?..
Он встал, подбросил в костер несколько хворостин и поверх их пучок зеленой травы, чтобы дымом отпугнуть назойливых комаров.
— А сколько людей на земле и по сей день еще терпят. Той же постылой жизнью живут...— задумчиво произнес Петр.
— Терпят...— согласился Егор Иванович и повторил сердито: — Терпят и так живут... А наша светлая жизнь им как щепка в глазу. Вот сейчас фашисты войной пришли, хотят старый режим вернуть. Жадные и злые дураки!..— Он сердито сплюнул в сторону.— Хуже зверей мучают народ. Напугать хотят... А страха нет!.. Вчера вечером сидел дома на крыльце, трубку курил. На огороде две старухи шумят, спорят. О чем спорят? Когда немцев разобьют, осенью или до зимы не успеть!..
В конце концов разговор вернулся к своим делам.
— Егор Иваныч, сейчас вода высокая? — спросил Петр.
— В это время всегда высокая,— ответил тот.
— А потом спадет?
— Обязательно спадет. Такая вода еще постоит недели две, может, три. А потом будет каждый день все ниже и ниже. И так до самой осени.
— Когда вода спадет, шаланды в курью не пройдут?
— Даже и думать нельзя.
— Как же будем корье вывозить?
— Корье надо на речной берег выносить. На берегу навес сделать, там складывать.
— Вот именно. А место для этого мы забыли присмотреть...
На это Егор Иванович ответил, что он не забыл. Не мог только сообразить, с правой или с левой стороны острова лучше подойти катеру. И сказал, что надо утром съездить к бакенщику. Он живет недалеко, верст десять вверх по течению. Всю жизнь на реке живет. Он точно скажет, в каком месте удобнее причал оборудовать.
Посоветовавшись, решили ехать к бакенщику не утром, а прямо сейчас. У него и переночевать можно. А завтра с утра бакенщик покажет место для причала.
Когда Егор Иванович сказал, что у бакенщика и переночевать можно будет, Петр возражать не стал, хотя и подумал, где уж там в его избушке разместить еще четверых гостей... Но Егор Иванович знал, что говорил.
Бакенщик жил широко, с размахом.
В нешироком распадке меж высоких скал обрывисто коренного берега, в сотне шагов от уреза воды, стоял пятистенок доброй старой постройки. Срублен он был давно, толстые лиственничные бревна почернели за долгие годы, но не истлели, а лишь задубели от ветра и непогоды и готовы были служить человеку еще много десятков лет.
Дом и надворные постройки — клеть, стойло для скота, сарай и навес — обнесены высоким заплотом из лиственничных, тоже почерневших от времени плах. Въезд внутрь двора через высокие двустворчатые ворота. За домом протянувшийся на добрую сотню метров огород, окруженный плетнем, а за ним на пологом склоне луговина, поросшая свежей зеленой травой, и посреди нее выгороженное жердями стоговище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130