Пойми, ты же член бюро и сам себе характеристику создаешь. Могут быть дурные последствия.
— Дурные последствия? — Андрюс пытается понять, чего хочет от него этот аккуратист с пластмассово-гладким лицом.— Они будут, ты совершенно прав, будут, мы их дополна наштампуем.
Повернувшись к Алексасу спиной, он на ватных ногах спускается по истоптанной факультетской лестнице, и ему чудится, что этот спуск уже является отрезком какого-то неизвестного ему, изнурительного пути.
Университетский дворик постепенно тонет в вечерних осенних сумерках, а с улицы> перехлестывая через желтые стены, непрерывно доносятся рев моторов, шуршание катящих по столетней мостовой колес.
Андрюса обгоняет стайка весело гомонящих девиц. Одна из них оборачивается и поддевает:
— Чего нос повесил?
— Привет, Кристина.
— Девочки, вы идите, я догоню.— Ее лицо еще хранит следы красивого летнего загара.
— Эх, ты,— зеленоватые глаза Кристины остро прищурены, но на губах улыбка,— обещал заглянуть в гости, а все никак не соберешься. Знал бы, как девчата тогда готовились,— она фыркает,— всю ночь, бедняжки, маялись с бигудями.
— С какими еще битюгами?
— Бигудями! Трубочки такие, для завивки волос! Не знаешь?
— Ну и названьице...— Андрюс едва сдерживается, чтобы не ляпнуть — «дурацкое».
Кристина снова смеется, склонив голову набок, давая вечернему солнцу поиграть в волосах. Андрюс внимательно наблюдает за ней, и девушка становится вдруг серьезной.
— Думаешь, не стоило?
— Боюсь, что так.
Не то слово вылетело, не то, которое снилось с первого курса, совсем другое, пустое, ненужное, ведь ты сразу, еще тогда всем своим существом ощутил, узнал ее, словно вырос в одном дворе, и испугался, поняв, что будешь избегать, не сможешь убежать от нее. Она тоже что-то поняла с самого начала; на лекциях и после них они изо всех сил сторонились друг друга. Андрюс мысленно убеждал себя, что она легкомысленна, одна из тех, что навлекают на мужчин сплошные несчастья, но знал, что лжет сам себе. Напряжение, которое невозможно было снять ни словом, ни взглядом, становилось все невыносимее, и у Андрюса просто камень с души свалился, когда стало известно, что Кристина переходит с журналистики на филологию, на отделение литовского языка и литературы, что начала дружить с Алексасом. Стало легче, но в минуты внутреннего прозрения он с ужасом понимал, что ничего не изменилось, а все остававшееся невысказанным, старательно запрятанным — так сильно, что не заслонишь никакими словами, которыми можно изводить друг друга, не утолишь даже физической близостью с другой. Здравый рассудок уговаривал: кончив университет, Кристина поедет учительствовать в район, и все кончится. Но какое-то тайное знание беспощадно утверждало, что оба они только посмеются над такой разлукой.
Они идут молча, не спеша, Андрюсу трудно подладиться под ее ногу, и чуть ли не на каждом шагу их плечи соприкасаются.
— Я тоже боюсь. Но жду.
В голову Андрюсу вдруг приходит расхожая мудрость: да, конечно, девчонки куда легче решаются сигануть в омут, но всегда выкарабкиваются, пусть разочарованные и отвергнутые, и тут же влюбляются в другого, повторяют те же самые слова в уверенности, что говорят от чистого сердца; чего доброго, даже очутившись в пустыне, они первым делом станут мечтать не о глотке воды, а о том, в кого бы втрескаться, хоть вокруг ни души. А для тебя, раб рассудка, все это было бы единственным и страшным взрывом, после которого остались бы лишь ноздреватые, невесомые куски неизвестной лавы, плавающие, как утопленники, в мрачной пустоте. Эта жуткая, безымянная материя мерещилась ему еще дома, когда он ощущал леденящую холодность матери по отношению к отцу, а потом совершенно отчетливо увидел во сне, после того как на выпускном вечере попытался в шутку поцеловать нравившуюся ему девушку. «Чахоточный!» — с отвращением бросила она ему прямо в глаза. Это было жестоко и несправедливо, но в классе многие знали о болезни отца...
— Может, я тебе мешаю?
— Я бы прямо сказал.
— Что-нибудь случилось? — Глаза Кристины расширяются, на губах уже не играет улыбка.— На тебе лица нет.
— А,— машет Андрюс рукой,— сегодня на бюро мы скальпировали одного парня.
— Без вины?
— Безвинных не бывает. Неужели Алексас не разъяснил тебе этого?
— Не любишь его?
— Почему? Он же кадровый вундеркинд. Перспективный, не делающий ошибок. Девушки таких за три версты чуют и стараются не выпустить из коготков. Знают, что это надежнее, чем любой вклад в сберкассе.
— Да ты просто ясновидец.
— Будущая профессия обязывает. Жизнь учит. Ведь кое-кто из ваших уже выскочил за преподавателей. Натуральный обмен.— Он понимает, что говорит оскорбительные вещи, но не может остановиться. Возмущение или грубый отпор девушки были бы справедливым возмездием за то, что смалодушничал на заседании. Теперь Андрюс просто мучительно жаждет ответной обиды или унижения, может, тогда пришло бы облегчение. Его взгляд придирчиво исследует открытое, ясное лицо Кристины — нет, такой лоб не может таить злых слов. И губ — ярких и смелых, не боящихся правды — они не смеют пачкать.
— Радуйся жизни! — Андрюс сует на прощанье руку и снова опускает.— Ты тоже все взвесила заранее.
Кристина останавливается и гордо откидывает голову:
— Вероятно, тебе не понравится то, что скажу, но все равно выслушай. Я не стремлюсь проникнуть на территорию, куда посторонним вход воспрещен и которую ты так усердно охраняешь, только мне грустно, что ты смакуешь свое одиночество. Разумеется, не в моих силах что-нибудь изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31