ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
..
Андрюс поднялся, с табуретки, чувствуя, что дольше оставаться в этой комнатке нет никакого смысла.
— Разрешите еще спросить... Что же вы делаете целые дни?
— Читаю что под руку попадет. И жду конца.
На улицах по-прежнему было пусто, глаза вылавливали лишь редких прохожих, и Андрюсу становилось страшно от мысли, что никого, совсем никого не интересует человек по фамилии Генис, будто он никогда не жил, ничего не делал для родной земли, забыт и заживо похоронен. Потому и городок казался Андрюсу каким-то выдуманным; выдуманным наспех, неудачно. Теперь, застигнутый весной, он нехотя выкарабкивался из зимней спячки, грязный, неопрятный. За одним из заборов Андрюс увидел огромный вонючий крольчатник, а может, люди там ондатр держали, неважно, но кто-то делал деньги; из распахнутого окна на первом этаже деревянного домика доносились пьяные голоса, оравшие пели народную песню «Кормил, кормил я своего конечка». Андрюс чувствовал себя обманутым и не мог прогнать мыслей о том, где и когда кончаются узы, соединяющие человека с событиями. Событие приобретает облик застывшей фигуры, а творившие его люди уходят прочь, уходят в небытие.
Номер в гостинице продолжал оставаться пустым. Вытаскивая из шкафа свой портфель, Андрюс заметил, что вещей котельного мастера уже нет. Он недоверчиво огляделся по сторонам, но так и не обнаружил тут следов жизни другого человека. Представил себе недавнего соседа, тощего, с красными расчесами на ребрах, вспомнил, как тот, произнесши свою сакраментальную фразу: «Правда-то одна», нырнул в черную пустоту и этим утром больше из нее уже не выплыл. Андрюс даже усомнился, существовал ли вообще тот котельный мастер. Чувствуя, как накапливается в душе беспомощная ярость, Андрюс выскочил в коридор, подошел к окошечку администратора расплатиться и предупредить, что уезжает. Он был почти уверен, что окошко закрыто, и смутился, увидев за ним девицу с красивым полным лицом. Пока она отсчитывала сдачу, он враждебно уставился на ее выпуклый, дышащий спокойствием и домашним уютом лоб, не в силах поверить, что у нее в этом призрачном городишке есть дом, есть муж, дети, вышитые салфеточки на старательно вытираемой мебели... Ее взгляд между тем скользнул по нему, как бы вопрошая, почему он еще торчит здесь, не отходит. Андрюс пригнулся к окошку:
— Скажите, а ваш город что... каждую весну такой... неприглядный?
Хотел сказать— «мерзкий» или «отвратительный», но непроизвольно смягчил, и потому настроение испортилось окончательно.
— Когда все зазеленеет, у нас будет красиво,— протянула администратор, словно удивляясь его несообразительности.
— Неужели тут когда-нибудь бывает зелено? Ни за что не поверил бы. Мертвый здесь дух. Неужели тут рождаются дети, шалят, шумят, по деревьям лазают?
— Что-то вам сильно не понравилось у нас? — не на шутку огорчилась девушка, с искренней наивностью поглядев на постояльца.
— Бегите отсюда как можно скорее.— Андрюс говорил уже спокойно, без всякого сарказма.— Это же выдуманный немощными старцами городишко, тут же ничего настоящего. Ни на улицах, ни в ресторане, ни в магазине ни единого молодого человека не встретил. Где они? На каждом шагу чувствуешь притворство, ложь, фальшь! Ищешь человека, а тебе отвечают, что его уже похоронили, хотя он тут же, рядом, дешевое вино тянет. Единственная достопримечательность — вонючая фабричка резиновой игрушки. Абсурд какой- то... Как подумаешь, это же трагедия, ведь в Литве таких дышащих на ладан местечек не одно и не два... И ничего в них нет ни литовского, ни советского... Бегите отсюда поскорее, не понимаю, как можно протянуть тут хотя бы неделю...
— Именно поэтому я отсюда никуда и не уеду,— неожиданно возразила девушка.— Я тут родилась, выросла и лучше других понимаю... как вы назвали это?., дух моего городка... Согласитесь, ведь он тоже часть Литвы, пусть и не самая лучшая. Но такой Литвы, которая существует и от которой никуда не денешься.
— Ну, вам надо памятник поставить,— покачал головой Андрюс.— Однако я уверен, что такие городки просто калечат людей и потому должны умереть естественной смертью. Вместе со всеми своими кроликами, ондатрами, духом накопительства, грязью, леностью и непробудным пьянством. Провалиться
сквозь землю, как какая-нибудь отжившая свой срок рабочая слободка, ничем не примечательная, не имеющая будущего.
— Жестоко вы судите.
— Нет. Жестоко другое. Ведь этот выдуманный городишко заедает вашу молодость, жаждет вашей крови.
— Почему только моей?
— Не только. Но не имеет на это никаких прав. Его же искусственно сотворил в сороковом году ваш Генис, разрушил деревянный костел и основал мастерскую резиновой игрушки. И теперь все законсервировалось на уровне тех лет, даже война пощадила сей странный гомункулюс.
— Когда-нибудь люди вспомнят и о нашем городке.
— Да не стоит он этого! Пусть себе спокойно догнивает вместе со своими основателями.
Девушка энергично замотала головой:
— Тут тоже живут люди. Говорят на родном языке, рожают детей, мечтают...
— Против этого возразить трудно. Но лучше бы оставалась тут деревня, и делали бы люди здесь , что должны делать. Без этой никому не нужной гостиницы, облезшего ресторана, резиновой фабрички... Скажите,— вдруг заволновался Андрюс,— а почта у вас есть? Мне бы позвонить в Вильнюс.
— Почта рядом,— улыбнулась девушка, словно выиграла спор,— в двух шагах.
Он никогда не звонил Риме из своих командировок, а тут вдруг захотелось услышать ее голос. Набирая номер реставрационных мастерских, нервничал: а что, если она «ушла на объект»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Андрюс поднялся, с табуретки, чувствуя, что дольше оставаться в этой комнатке нет никакого смысла.
— Разрешите еще спросить... Что же вы делаете целые дни?
— Читаю что под руку попадет. И жду конца.
На улицах по-прежнему было пусто, глаза вылавливали лишь редких прохожих, и Андрюсу становилось страшно от мысли, что никого, совсем никого не интересует человек по фамилии Генис, будто он никогда не жил, ничего не делал для родной земли, забыт и заживо похоронен. Потому и городок казался Андрюсу каким-то выдуманным; выдуманным наспех, неудачно. Теперь, застигнутый весной, он нехотя выкарабкивался из зимней спячки, грязный, неопрятный. За одним из заборов Андрюс увидел огромный вонючий крольчатник, а может, люди там ондатр держали, неважно, но кто-то делал деньги; из распахнутого окна на первом этаже деревянного домика доносились пьяные голоса, оравшие пели народную песню «Кормил, кормил я своего конечка». Андрюс чувствовал себя обманутым и не мог прогнать мыслей о том, где и когда кончаются узы, соединяющие человека с событиями. Событие приобретает облик застывшей фигуры, а творившие его люди уходят прочь, уходят в небытие.
Номер в гостинице продолжал оставаться пустым. Вытаскивая из шкафа свой портфель, Андрюс заметил, что вещей котельного мастера уже нет. Он недоверчиво огляделся по сторонам, но так и не обнаружил тут следов жизни другого человека. Представил себе недавнего соседа, тощего, с красными расчесами на ребрах, вспомнил, как тот, произнесши свою сакраментальную фразу: «Правда-то одна», нырнул в черную пустоту и этим утром больше из нее уже не выплыл. Андрюс даже усомнился, существовал ли вообще тот котельный мастер. Чувствуя, как накапливается в душе беспомощная ярость, Андрюс выскочил в коридор, подошел к окошечку администратора расплатиться и предупредить, что уезжает. Он был почти уверен, что окошко закрыто, и смутился, увидев за ним девицу с красивым полным лицом. Пока она отсчитывала сдачу, он враждебно уставился на ее выпуклый, дышащий спокойствием и домашним уютом лоб, не в силах поверить, что у нее в этом призрачном городишке есть дом, есть муж, дети, вышитые салфеточки на старательно вытираемой мебели... Ее взгляд между тем скользнул по нему, как бы вопрошая, почему он еще торчит здесь, не отходит. Андрюс пригнулся к окошку:
— Скажите, а ваш город что... каждую весну такой... неприглядный?
Хотел сказать— «мерзкий» или «отвратительный», но непроизвольно смягчил, и потому настроение испортилось окончательно.
— Когда все зазеленеет, у нас будет красиво,— протянула администратор, словно удивляясь его несообразительности.
— Неужели тут когда-нибудь бывает зелено? Ни за что не поверил бы. Мертвый здесь дух. Неужели тут рождаются дети, шалят, шумят, по деревьям лазают?
— Что-то вам сильно не понравилось у нас? — не на шутку огорчилась девушка, с искренней наивностью поглядев на постояльца.
— Бегите отсюда как можно скорее.— Андрюс говорил уже спокойно, без всякого сарказма.— Это же выдуманный немощными старцами городишко, тут же ничего настоящего. Ни на улицах, ни в ресторане, ни в магазине ни единого молодого человека не встретил. Где они? На каждом шагу чувствуешь притворство, ложь, фальшь! Ищешь человека, а тебе отвечают, что его уже похоронили, хотя он тут же, рядом, дешевое вино тянет. Единственная достопримечательность — вонючая фабричка резиновой игрушки. Абсурд какой- то... Как подумаешь, это же трагедия, ведь в Литве таких дышащих на ладан местечек не одно и не два... И ничего в них нет ни литовского, ни советского... Бегите отсюда поскорее, не понимаю, как можно протянуть тут хотя бы неделю...
— Именно поэтому я отсюда никуда и не уеду,— неожиданно возразила девушка.— Я тут родилась, выросла и лучше других понимаю... как вы назвали это?., дух моего городка... Согласитесь, ведь он тоже часть Литвы, пусть и не самая лучшая. Но такой Литвы, которая существует и от которой никуда не денешься.
— Ну, вам надо памятник поставить,— покачал головой Андрюс.— Однако я уверен, что такие городки просто калечат людей и потому должны умереть естественной смертью. Вместе со всеми своими кроликами, ондатрами, духом накопительства, грязью, леностью и непробудным пьянством. Провалиться
сквозь землю, как какая-нибудь отжившая свой срок рабочая слободка, ничем не примечательная, не имеющая будущего.
— Жестоко вы судите.
— Нет. Жестоко другое. Ведь этот выдуманный городишко заедает вашу молодость, жаждет вашей крови.
— Почему только моей?
— Не только. Но не имеет на это никаких прав. Его же искусственно сотворил в сороковом году ваш Генис, разрушил деревянный костел и основал мастерскую резиновой игрушки. И теперь все законсервировалось на уровне тех лет, даже война пощадила сей странный гомункулюс.
— Когда-нибудь люди вспомнят и о нашем городке.
— Да не стоит он этого! Пусть себе спокойно догнивает вместе со своими основателями.
Девушка энергично замотала головой:
— Тут тоже живут люди. Говорят на родном языке, рожают детей, мечтают...
— Против этого возразить трудно. Но лучше бы оставалась тут деревня, и делали бы люди здесь , что должны делать. Без этой никому не нужной гостиницы, облезшего ресторана, резиновой фабрички... Скажите,— вдруг заволновался Андрюс,— а почта у вас есть? Мне бы позвонить в Вильнюс.
— Почта рядом,— улыбнулась девушка, словно выиграла спор,— в двух шагах.
Он никогда не звонил Риме из своих командировок, а тут вдруг захотелось услышать ее голос. Набирая номер реставрационных мастерских, нервничал: а что, если она «ушла на объект»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31