Однако скоро услышал в трубке: «Рима-а-а, тебя к телефону!»— а немного погодя энергичный перестук мелких шажков.
— Слушаю.
— Здравствуй, Рима. Это я.
Она мгновение помолчала, словно размышляя о чем-то.
— Странно, что ты звонишь. Что-нибудь случилось?
— Ничего. Соскучился по твоему голосу. Вечером буду дома, но...— Андрюс запнулся, сказав «дома».
— Фантастика. Небось вчера...
— Побойся бога, Рима. Просто начинаю кое-что понимать.
— Так, может, мне уже трепетать от счастья?
— Пока не трепещи. Главное — я скверный журналист.
— Банально. И что дальше?
— Что в этом мире очень много лжи. А я не желаю лгать.
— И собираешься предложить мне прогулку в загс?
— Ничего я не хочу, кроме...
— Смелее, смелее.
— Хочу услышать от тебя... слово правды.
— О! Но это же твоя область. Я человек простой. Или смеюсь, или плачу, или молчу. Будь здоров.
Когда он объявился поздно вечером, Рима молчала. Но глаза выдавали, что она недавно плакала.
Редактор выслушал сбивчивый и сухой отчет Андрюса о командировке и укорил:
— Не следовало лазить в чужой огород.
Андрюс покраснел.
— А может, следовало? Иначе у нас никогда не завяжется честного диалога с людьми, только и будем вечно маскировать да замазывать свои ошибки.
Редактор пригладил седой ежик, помассировал пальцами переносицу.
— Придется напомнить тебе одну элементарную истину. Никто не учил нас, как практически строить социализм. Мы — первые.
— Но разве это повод для чванства?
Редактор, широко расставив локти, оперся ладонями о стол, будто собирался взлететь.
— Ну давай выкладывай до конца!
— Как мы говорим с так называемым народом? Отвратительно, высокомерно, самоуверенно.
— Ах, дорогой ты мой, дорогой ты мой мальчик! — Редактор опустил локти.— Боишься признаться, что на сей раз проиграл? Хорошо хоть, что тебя взволновала история этого Гениса. Другие-то топают по жизни, как битюги...
— А вас эта история... не волнует? — тихо спросил Андрюс.— Почему бы не попытаться нам выяснить причины, побудившие человека добровольно вычеркнуть себя из жизни?
— Когда-нибудь выясним. Всё выясним! — Редактор встал с кресла, подтянул висящие под животом брюки.— Но пока не время. Иначе говоря — нет на это времени. Человека надо накормить, одеть, дать ему крышу над головой. Такова действительность. Беспощадная и неоспоримая.
— А может, уже пора? Столько гигантских свершений вокруг... Нет ни голодных, ни оборванцев...
— Будет тебе переливать из пустого в порожнее. Ступай-ка и подумай — не хватает материалов по твоему отделу.
Дайнюс, как было договорено, поджидал Андрюса в вестибюле, возле бухгалтерии.
— Ну что, дали по мозгам?
— Врезали, и крепенько,— вяло согласился Андрюс, не зная, куда сунуть пачку денег, которую как-то смущенно сжимал в руке. Надо бы давать Риме, а то неизвестно, куда они испаряются, подумал он, заталкивая банкноты в задний карман брюк. Правда, она никогда о деньгах и не заикается. Или он набивает холодильник едой, или Рима — по джентльменскому соглашению, черт побери!.. Что-то выбило ее вчера из колеи, даже голос изменился, приглушенный, покорный... И матери надо бы послать. Как привычную дань, вместо письма...
— У меня к тебе серьезный разговор,— протянул Дайнюс.
— Только понемножку этого серьезного, ладно?
— Я не о выпивке.
Андрюс насторожился. Покосившись, оглядел хорошо знакомую полноватую фигуру Дайнюса со слегка кривыми ногами, солидно облысевшим лбом и будто навечно прилипшую к плечам спортивную куртку. Дайнюс отвел глаза.
— Пошли,— сказал Андрюс.
Они свернули к находившейся неподалеку, в Молодежном саду, шашлычной, где по традиции в гонорарный день собирались журналисты. Это был изрядно поднадоевший ритуал, которому большинство следовало чисто механически. Заведение было недорогим, не требующим аристократических манер, к шашлыку можно было заказать пива или сухого вина, а иногда и погромче пошуметь, если возникала такая потребность. Обеденное время шло к концу, вечерняя волна посетителей еще не хлынула, так что Андрюс с Дай-
нюсом без труда нашли свободный столик. Дайнюс сразу же притащил из буфета полдюжины бутылок пива и заказал по две порции шашлыка.
Молча выпили по стакану пива, и Андрюс буркнул:
— Надеюсь, не на свадьбу звать собираешься?
— Хуже. Погорел я, старик.
— Ребятенка по неведению состряпал, обалдуй?
— Да нет, в участок загремел. Позавчера.
— И, разумеется, безвинно. Порадовал и ты, черт бы тебя побрал...
— Без нечистого не обошлось,— невесело кивнул Дайнюс.— Ты послушай, как дело было. Засиделся я допоздна в редакции, плетусь домой, устал, как собака, и трезв, как ангел, а тут один знакомец из нашей деревни, под завязку набравшийся, бросается целоваться, орет во все горло. Дружинники его под руки и в отделение. Я прошу, уговариваю, чтобы отпустили, сам, мол, о нем позабочусь, на такси отвезу куда надо. Где там! Дошел я с ними до отделения, а меня туда не пускают. И тут слышу, лупят его. Ворвался в двери, удостоверение сую, справедливости! требую... Вот и все.
— Как это — все?
— Удостоверение — в стол, меня — взашей.
— И тебе перепало? — Андрюс склонился к приятелю, словно желая обнаружить на лице Дайнюса следы побоев.
— Вмазали пару раз. Несильно.
— Удостоверение-то вернули?
— Пошел вчера. Велели объяснение писать. А я не стал, в тот же вечер, говорю, должны были объяснение с меня взять. Увидели, что не выгорит у них, и пообещали послать удостоверение в редакцию с соответствующей бумагой. Не любят они нашего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31