– Конечно, кто бы сомневался.
Я подмигиваю ему в ответ, от греха подальше. Он тянется к двери.
– А потом что?
– Иди дальше, по порядку. Когда закончишь – подходи сюда.
Он выходит из машины, вздыхая и почесывая яйца. Уже определился.
Мне кажется, что у меня вот-вот взорвется сердце.
Я жду, когда Эллис войдет в дом номер пять, затем открываю дверь и поднимаюсь по лестнице.
В доме тихо и воняет куревом и наркотиками.
Я останавливаюсь на лестничной площадке второго этажа и тихо стучу в ее дверь.
Она открывает, ее темные волосы и кожа мокры от пота, она выглядит так, будто только что трахалась, и трахалась по-честному.
Ночи, наполненные снами о ней.
– Ко мне нельзя. Я работаю.
– Произошел новый случай.
– Ну и что?
– Тебе нельзя здесь оставаться.
– Может, я тогда к тебе перееду, а?
– Ну пожалуйста, – шепчу я.
– Ты ведь хочешь спасти мою честь, правда, господин полицейский?
– Я серьезно.
– Я тоже. Мне нужны деньги.
Я достаю купюры, мну их, пихаю ей в лицо.
– Вот так, да?
– Да, вот так, – киваю я.
– А как насчет колечка, а, Принц Бобби?
Я вздыхаю и открываю рот, чтобы что-то сказать.
– Такого, которое ты своей жене подарил?
Я смотрю себе под ноги, на ковер, на глупый узор из птиц и цветов.
Я поднимаю глаза. Дженис дает мне пощечину.
– Убирайся.
– Раскалывайся, мать твою!
– Отстань от меня!
Эллис толкает ее голову назад, она стукается о стенку.
– От…бись!
– Не валяй горбатого, Карен, – говорю я. – Просто скажи нам, где он, и мы пойдем.
– Да не знаю я, мать вашу.
Она плачет, и я ей верю.
Мы работаем уже больше шести часов. Младший следователь Майкл Эллис не способен узнать правду, даже если она сама подойдет к нему и ударит его по морде. Поэтому он подходит к Карен Бернс, белой, двадцати трех лет, матери двоих детей, имеющей судимости за проституцию, страдающей от наркозависимости, и бьет ее по лицу.
– Полегче, Майк, полегче, – говорю я сквозь зубы.
Она сползает по обоям, рыдая и трясясь от злости.
Эллис теребит свои яйца. Ему скучно, он обломался и чувствует прилив похоти; я знаю, что он хочет стянуть с нее трусы и отделать как следует.
– Перерыв, Майк? – говорю я.
Он шмыгает носом, закатывает глаза и направляется прочь по коридору.
Окно открыто, играет радио. Жаркое майское воскресенье, обычно в такое время слушают чертова Боба Марли, но сегодня Джимми Савайл крутит «юбилейные» хиты последних двадцати пяти лет. Каждая сволочь прячет свои заначки под кроватью, ждет, пока не прекратится вой сирен, пока не закончится все это.
Карен закуривает и поднимает глаза.
– Ты знаешь Стива Бартона? – спрашиваю я.
– К сожалению, да.
– Но ты понятия не имеешь, где он может сейчас быть?
– Если у него есть хоть капля мозгов, то он уже давно нарисовал ноги.
– А у него есть хоть капля мозгов?
– Капля есть.
– А куда он мог свалить?
– В Лондон. В Бристоль. Понятия не имею, блин.
В квартире Карен воняет. Интересно, где ее дети? Наверное, их опять у нее отобрали.
– Думаешь, это он сделал?
– Нет.
– Тогда дай мне наводку, и я отвалю.
– Или?
– Или я пойду пообедаю, а мой напарник тебя тут пока допросит по своей собственной технологии. Потом я вернусь, и мы отвезем тебя на Квинс-стрит.
Она вздыхает и говорит:
– Кто вам нужен?
– Тот, кто любит что-нибудь необычное. Странное.
– Странное? – смеется она.
– Во всех смыслах этого слова.
Она тушит сигарету в пластмассовой тарелке с чипсами и соусом карри, встает и берет свою записную книжку из ящика письменного стола. Теперь в комнате воняет паленой пластмассой.
– Держи, – говорит она, швыряя мне маленький блокнот.
Я просматриваю имена, телефонные номера, номерные знаки автомобилей, вранье.
– Выбери мне кого-нибудь.
– Смотри на Д – Дейв. У него белый «Форд-кортина».
– Ну и что?
– Он трахает без резины, любит засадить в зад.
– Ну и что?
– Как тебе сказать, он не спрашивает разрешения.
Я достаю свой блокнот, переписываю номерной знак.
– Кроме того, я слышала, он не всегда платит.
– Кто-нибудь еще?
– Есть таксист, который любит кусаться.
– Про него мы уже знаем.
– Тогда это – твои клиенты.
– Спасибо, – говорю я и выхожу из квартиры.
Я кидаю монеты.
– Джозеф?
– Да.
– Фрейзер.
– Бобби-легавый! Я же говорю: вопрос времени, и разве я не прав?
Я стою в автомате, в двух шагах от Азад Ранка, и смотрю, как пара пакистанских ребятишек швыряют друг в друга мячом. Эллис отсыпается в машине после своего воскресного обеда: пара банок пива и жирный бутерброд с сыром. По радио передают воскресный крикет и прогноз новых жарких дней, с террасы доносится щебет и чириканье птиц.
Так долго продолжаться не может.
Человек на другом конце провода – Джозеф Роуз, Джо Роуз, Джо Ро. Еще один пакистанчик вступает в игру.
Я говорю:
– Сегодня придет спецназ и заберет вас всех с собой. И, между прочим, не в землю обетованную.
– Вот мать их ети.
– Попробуй – а я посмотрю, – смеюсь я. – Ты можешь дать мне какие-нибудь имена, наводки?
Джозеф Роуз: на полставки – пророк, на полставки – мелкий воришка, на полную ставку – обитатель Спенсер Плейс, перепродающий наркотики, чтобы удержаться на плаву.
– Это как-то связано с миссис Уоттс? – спрашивает он.
– Точно.
– Что, ваш пират все никак не уймется?
– Нет. Ну так что?
– А то, что люди все равно будут бояться.
– Его?
– Да не-ет. Двух семерок, приятель.
Черт, опять начинается.
– Джозеф, назови мне имена, черт тебя побери.
– Я слышал одно: девочки говорят, что он – ирландец. Как тогда.
Ирландец.
– Кен и Кит что-нибудь знают?
– Только то, что я тебе уже рассказал.
В тот момент, когда я повесил трубку, мимо меня промчались два спецназовских фургона, и я подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83