тут недалеко Виктория-роуд, интересно, помнят ли они Барри Гэннона, уверен, что они помнят Клер Кемплей, которая жила на Уинтерборн-авеню, интересно, они тоже принимали участие в ее поисках той ночью? Потом я думаю, что надо позвонить Луизе, сказать ей, что я, скорее всего, задержусь, думаю, что, может быть, мы все это преодолеем. Вот о чем я думал, когда вдруг увидел машины из нашего отдела, стоящие перед почтой, из первой вышли Ноубл и Радкин, вот о чем я думал, когда повернулся к мистеру Херсту и сказал «это не я…» Вот о чем я думаю в тот момент, когда все вдруг покатилось к чертовой матери, безнадежно и…

Часть четвертая
Как меня зовут?

Звонок в студию: Так вот, оказывается, что всю анашу, которую они конфисковали у черных, этот полицейский перепродавал другим дилерам. А еще я читал, что тот самый легавый, который этим занимался, короче, он был как-то связан с A10, то есть с тем отделом, который теперь называется Отдел внутренних расследований.
Джон Шарк: Погоди, погоди. А при чем же тут мужик с обезьяньим сердцем?
Слушатель: Да ни при чем, наверное.
Джон Шарк: Ясно, ладно. Ну раз уж вы дозвонились, может быть, все-таки выскажетесь по поводу человека из ЮАР, которому пересадили сердце обезьяны?
Слушатель: Да нет, я не знаю. Я вот только думаю, что зря это, что он все равно помрет.
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Воскресенье, 12 июня 1977 года
Глава шестнадцатая
…я оборачиваюсь и спрашиваю мистера Херста, где лучше припарковаться. Его жена бросает на него косой взгляд. Мы подъезжаем к полицейским машинам, Херсты смотрят на трех рослых мужиков, идущих в нашу сторону. Мы останавливаемся посреди улицы, я выхожу, мистер Херст тоже, миссис Херст закрывает рот рукой, я поворачиваюсь и попадаю прямо на кулак Радкина, Ноубл и Эллис оттаскивают его от меня, я сгибаюсь, прихожу в себя, он высвобождает другую руку и снова бьет меня, потом пинает меня снизу по яйцам, потом какие-то рядовые тащат меня за пиджак и запихивают на заднее сиденье крохотной «панды», а Радкин все орет: «Ты падла, сука…баная!», потом наша машина отъезжает, я оборачиваюсь и вижу, что они заталкивают Радкина в машину, Эллис и Ноубл садятся следом за ним, а моя машина стоит посреди Гледхилл-роуд с распахнутыми дверями, мистер и миссис Херст качают головами, он – уперев руки в бока, она – зажав себе рот.
Рядовые везут меня в Лидс, в Милгарт, никто не говорит ни слова, беспрестанные взгляды в зеркало заднего обзора, у меня заплывает глаз, интересно, что сказал им Морис, я собираюсь с духом перед встречей с представителями Отдела внутренних расследований и коллегами по цеху.
В отделении рядовые ведут меня прямо в Брюхо. Вокруг – ни души. Они сажают меня в одну из камер, которыми мы обычно пользуемся для допросов, и запирают там. Я смотрю на часы – начало седьмого, воскресенье, 12 июня 1977 года.
Через тридцать минут я поднимаюсь на ноги и дергаю за ручку двери.
Она заперта.
Еще через тридцать минут дверь открывается.
Двое рядовых, которых я раньше никогда не видел, входят в камеру.
Один из них подает мне выцветшую синюю рубаху и темно-синий комбинезон.
– Пожалуйста, сэр, переоденьтесь.
– Зачем это?
– Вы не могли бы просто переодеться?
– Нет, не мог бы, пока вы не объясните мне зачем.
– Нам нужна ваша одежда для проведения кое-каких анализов.
– Каких еще анализов?
– Извините, сэр, но этого я не знаю.
– Ну, тогда спросите у кого-нибудь, кто знает.
– Боюсь, что в настоящий момент никого из старших офицеров нет на месте.
– Да я сам, бля, старший офицер.
– Я знаю, сэр.
– Ну тогда, пока никто не соизволит объяснить мне, почему я должен сдать вам свою одежду, черт побери, вы можете проваливать к чертовой матери.
Рядовые пожимают плечами и уходят, заперев за собой дверь.
Спустя десять минут дверь снова открывается и в камеру входят четверо рядовых. Они хватают меня за ноги и за руки, затыкают мне рот и раздевают меня догола.
Затем они вынимают кляп у меня изо рта, швыряют мне рубашку и комбинезон и уходят, заперев за собой дверь.
Я лежу голый на полу и пытаюсь посмотреть на часы, но часов больше нет.
Я встаю, надеваю рубашку и комбинезон, сажусь за стол и жду, чувствуя, что это засада.
Засада.
Я поднимаю голову: дверь открывается.
Входят старшие следователи Олдерман и Прентис.
Они берут два стула и садятся напротив меня:
Дик Олдерман и Джим Прентис.
Выглядят они неважно.
Они не в духе.
– Боб? – говорит Прентис.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Мы думали, ты нам как раз об этом и расскажешь.
– Да ладно, – говорю я, переводя взгляд с одного на другого. – Вы что, пришли меня допрашивать?
– Мы пришли побеседовать, – отвечает Прентис, подмигивая.
– Какого хрена! – говорю я. – Это же я, Боб Фрейзер. Если что-то не так – скажите мне прямо.
– Видишь ли, Боб, все не так-то просто, – говорит Джимми Прентис, протягивая мне сигарету.
Я качаю головой:
– Я не знаю, Джим. Может, ты мне объяснишь?
Они смотрят друг на друга и вздыхают.
– Это как-то касается Радкина, да ведь? – говорю я.
Дик Олдерман качает головой:
– Ладно, Боб. Давай не будем переливать из пустого в порожнее. Скажи нам честно, что с тобой произошло между шестью часами вечера в субботу, четвертого июня, и шестью часами утра в среду, восьмого июня?
– А что?
– Ты ведь это помнишь? – улыбается он.
– Конечно, помню, мать твою.
– Ну, это уже, бля, кое-что, потому что до сих пор ни одна сука ничего конкретного вспомнить не могла.
Я выдерживаю паузу, затем говорю:
– Я был с Радкиным и Эллисом.
Прентис улыбается:
– Они так и говорили.
Я открываю рот, улыбаюсь с облегчением, готов продолжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83