Стражники, хохотнув, развернули лошадей к дороге.
Продавец индульгенций обвел взглядом собравшихся на поляне.
– Расскажите всем. Мы будем искоренять жидов, где только найдем, и уж поверьте, мы их отыщем.
Они уехали, ведя за собой Микелотто на длинной веревке. Мы стояли, прислушиваясь к затихающему стуку копыт. Кто-то из учеников начал машинально поднимать перевернутые скамьи. Остальные один за другим присоединились к нему, как будто не зная, что еще можно сделать.
Снова пошел дождь. Родриго по-прежнему глядел на дорогу, хотя всадники давно пропали из вида и слух различал лишь гул ветра да стук дождевых капель.
– Он отрекся от тебя, чтобы спасти тебе жизнь.
Родриго молчал, словно не слышал моих слов. В глазах его стояли слезы.
К нам, шатаясь, подошел Хью.
– Я во всем виноват. Если бы я не вышвырнул продавца индульгенций, он бы не вернулся со стражниками. – Юноша стукнул кулаком по стволу дерева. – Какой я болван! Заносчивый тупоголовый болван!
На нем лица не было. Мне захотелось найти слова утешения, чтобы бедолага не казнил себя понапрасну.
– Он бы все равно вернулся. Какой бы доход ни приносила торговля индульгенциями, такие люди всегда хотят больше. Они вечно вынюхивают, на кого бы донести за награду, и церковь не оставляет без внимания доносы своих ищеек. Ты сам сказал, что молитвы и мессы не остановили чуму. Если народ узнает, что схватили нескольких евреев, то поверит, будто ради его спасения что-то делается. Бедный Микелотто! Лучше бы ему и впрямь умереть в дороге.
Мы прибрали, что могли, и снова улеглись в теплой мастерской. Кто-то еще топтался рядом, выбирая себе место для сна, но у меня уже не было сил разлепить глаза.
Второе пробуждение в ту ночь тоже было неожиданным. Мне почудился волчий вой. Родриго, Жофре, Осмонд и Адела сидели. Их тоже разбудил вой. Ученики, вымотанные ночными событиями, спали, прижавшись друг к другу; один из них всхлипывал во сне. Осмонд что-то шептал, пытаясь успокоить Аделу. Все некоторое время прислушивались, потом, так ничего не различив, снова улеглись спать.
Меня малая нужда заставила выйти наружу. Было еще темно. Ветер ревел в кронах; после натопленной мастерской сразу сделалось зябко. Костры под котлами погасли, и лишь горячие уголья тускло алели в темноте. Не знаю, что заставило меня обернуться, прежде чем снова вступить обратно в мастерскую, – наверное, какой-то звук. Наригорм сидела у одного из костров, перед ней были разбросаны руны.
– Поздно, Наригорм. Гадать надо было до того, как явились стражники, теперь уже ничего не изменишь.
– Девять – познанье. Девять ночей на древе. Девять матерей Хеймдалля. Так начала Морриган.
– Что начала?
Она подняла лицо и раскрыла глаза, будто лишь сейчас поняла, что я здесь.
– Одного нет. Нас восемь.
– Что значит – одного нет? – раздраженно вырвалось у меня. – Зофиил вернется, я обещаю. Он не бросит свои бесценные ящики и не сможет унести их на спине.
– Не Зофиил.
Если не Зофиил, то кто? Внезапно мне вспомнилось: Сигнус! Он исчез, едва показались всадники. Наверняка испугался до полусмерти и сбежал. Коли так, он вряд ли вернется.
– Ты о Сигнусе?
Наригорм мотнула головой, ожидая следующей догадки, но у меня не было настроения играть в детские игры. Зачем дрожать на ветру, если можно вернуться в теплую мастерскую и поскорее закрыть глаза?
– Плезанс.
Это имя заставило меня обернуться.
– Ты сказала «Плезанс»? Не мели вздор. Она стояла рядом с тобой все время, что стражники были здесь, с чего бы ей убегать теперь?
Вместо ответа Наригорм указала на руну, которая лежала на одном из кругов. На дощечке была вырезана прямая линия с двумя отходящими под углом косыми чертами, как будто ребенок нарисовал половину сосны.
– Ансуз, ясень, древо Одина. Он висел на древе девять ночей и познал значение рун.
– Какое отношение это имеет к Плезанс?
Взгляд мой остановился на рунах, пытаясь отыскать, что же от него ускользнуло. Ни раковины, ни пера среди них не было, только незамеченная мною раньше увядшая веточка – стебелек с мелкими желтыми цветками. Стонедужник. Он был перевязан грубой красной нитью, какой повитухи приматывают его к бедрам роженицы, чтобы облегчить роды.
Наригорм вновь опустила взгляд к рунам, словно и не слышала мой вопрос.
Внезапный страх вынудил меня сесть на корточки и заглянуть в льдисто-голубые глаза Наригорм.
– Довольно играть, Наригорм, скажи мне, что с Плезанс. Где она?
Девочка долго смотрела на меня не мигая, прежде чем ответить:
– Плезанс нет в живых.
15
ПЕРВАЯ СМЕРТЬ
Мы нашли Плезанс на следующее утро. Хью велел ученикам помочь нам в поисках; один из них и нашел тело. Он был бледен, весь трясся и говорил с трудом, а когда закончил, его вырвало. Только выпив кружку эля, мальчик наконец согласился отвести нас на место.
Мы с Хью, Родриго и Осмондом отправились в лес, оставив Жофре присматривать за Аделой и Наригорм. Примерно через четверть часа, когда у меня уже закрадывалась мысль, что мальчик заплутал или ему и вовсе все примерещилось, он вдруг остановился и указал вперед. Плезанс висела на ветке старого дуба, спиной к нам, однако не узнать ее было нельзя. Мокрая юбка облепила ноги, руки болтались по сторонам, кисти налились кровью и побагровели. Плотное покрывало, без которого она никогда не показывалась, куда-то исчезло, темные волосы мокрыми прядями рассыпались по плечам. Голова была свернута под странным углом.
Она висела в петле из кожаного ремешка, привязанного к длинной веревке. Тело раскачивалось на ветру, и веревка терлась о ветку со звуком, похожим на плач новорожденного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136