– Беркана перевернутая. Береза. Мать, но перевернутая. Твои домашние умерли? Нет… нет, ложь не здесь.
Глаза Наригорм расширились от удивления, и внезапно, запрокинув голову, она звонко расхохоталась. Подняв прядку с земли, девочка развязала нить и пустила волосины по ветру, затем спокойно собрала руны.
– Хагалаз, Морриган! Хагалаз, хагалаз, хагалаз, – повторяла она, закрыв глаза.
И вот в моих ушах снова зазвучали женские и детские крики. Звенели мечи, раздавались вопли и брань, но громче всего кричали мои дети, умоляя спасти их. Скорее, к ним! Вокруг темно, хоть глаз выколи. Я хватаю ветку, сую ее в костер; ветер так силен, что едва занявшийся сук гаснет. Ветер ревет, однако даже сквозь рев я слышу, как кричат мои дети.
Откуда-то из-за креста мои сынишки зовут меня в страхе и отчаянии. Они пропадают на болотах! Им угрожает опасность! Я бросаюсь к кресту. Какие-то тени скользят во мраке, тянут ко мне пальцы. Все плывет перед глазами. Я пытаюсь схватить протянутые руки, но хватаю лишь пустоту. Ползу вниз, по склону. Какая холодная и маслянистая вода! Пытаюсь ухватить пучок – мокрые травинки скользят между пальцами. Я тону.
30
ПРАВДА
Ноги по бедро увязли в густой липкой жиже, однако внезапно чьи-то руки схватили меня и выдернули из болота. Рядом возились еще двое. Подкравшись сзади к Наригорм, кто-то накинул ей на голову мешок. Наригорм завизжала. Кто-то (судя по широкой спине, Уильям) пытался заткнуть ей рот. Раздался вопль – девчонке удалось вцепиться зубами Уильяму в руку. Гюнтер пытался веревкой связать руки Наригорм за спиной. Неожиданно от хижины метнулась еще одна фигура.
– Не троньте ее!
Это была Адела – ее разбудил шум. Она принялась со всей мочи колотить Гюнтера посохом. Он уронил веревку и закрыл голову руками, защищаясь от ударов. Пришлось схватить Аделу сзади за руки и толкнуть вперед. Вскрикнув от боли, она неловко упала на живот.
Наригорм яростно сражалась за жизнь. Ей удалось распутать веревку, но на помощь товарищам с отмели спешили еще двое деревенских. Вчетвером им удалось снова связать отбивающуюся девчонку.
У костра зашевелился Родриго, однако действие маковой настойки еще сказывалось, и он никак не мог подняться с колен.
– Уносите девчонку!
Увы, деревенские, предусмотрительно залепившие уши воском, меня не слышали. Если Родриго удастся подняться на ноги, нам несдобровать! Быстрее к нему! Удар посохом по плечу – и Родриго со стоном упал в траву.
Четверо деревенских – Уильям с Наригорм на плече – исчезли за крестом на отмели. Некоторое время слышен был плеск весел, но вскоре и его унес ветер.
Мне оставалось лишь прислониться спиной к кресту и тихо сидеть, уставясь в непроглядный мрак болот. Адела плакала, тщетно пытаясь разбудить Осмонда и Родриго. Кроха Карвин тихо поскуливал, шелестели под ветром камыши, однако все звуки казались приглушенными, словно мои уши тоже залепили воском.
Что стало со мной? Демон, который смотрел на меня из зеркала, обрел явь. Неужто у меня хватило духу совершить это злодейство? Бедный связанный ребенок лежал сейчас в ледяной воде на дне лодки. Какой ужас, должно быть, испытывала сейчас Наригорм, гадая, что ее ждет. Мне был прекрасно известен ответ на этот вопрос. Наригорм собирались убить. Деревенские не станут церемониться с ведьмой. Какую казнь они выберут? Утопят? Повесят? Сожгут? Меня бил озноб. Как сказал Родриго? «Не стоит поминать смерть без нужды»?
Наригорм спросила у рун: «Так в чем тут ложь?» Есть разные виды лжи. Моя ложь несла надежду тем, кто отчаялся ее обрести. Создание надежды – величайшее из искусств, благороднейшая на свете неправда. Когда-то мне казалось, что надежда способна преодолеть все, но это убеждение оказалось обманом. Правда сильнее надежды, ибо правда ее разрушает. В погоне за правдой люди идут на страшные преступления. Моя последняя ложь была самой честной, самой благородной из всех видов лжи. Создание лжи оказалось искусством куда более важным, чем создание надежды. Но выше прочих искусств стояло разрушение правды.
Перед рассветом небеса разверзлись. Задул пронизывающий ветер, с неба посыпался ледяной дождь. Мне не хотелось прятать лицо. Пусть ледяные струи дождя жалят меня. Дождь станет наказанием, дождь очистит от греха. Постепенно серый рассвет пролился над болотами, свеча в фонаре погасла. Заплаканная Адела, не сумев разбудить Осмонда и Родриго, так и заснула с Карвином на руках. Мне предстояло дождаться их пробуждения и ответить за содеянное. Только бы они сумели понять, что мною двигало желание их спасти!
К моему возвращению Адела уже успела рассказать Осмонду и Родриго о событиях минувшей ночи. Брови Осмонда хмурились.
– Что за негодяи похитили ночью Наригорм?
Мне ничего не стоило соврать, будто я знать не знаю, кто эти лихие люди. Сочинить, что оттолкнуть Аделу меня побудило желание уберечь ее от их кулаков. Мои спутники поверили бы. Сомневаюсь, что им так уж хотелось знать правду. Кому нужна правда? Священнику на исповеди? Разве не так говорил Родриго? Но сил лгать и увиливать не было. Мне хотелось исповедаться.
– Крестьяне из соседней деревни.
– Но зачем ты оттащил меня от них? Я пыталась им помешать. Я хотела… – начала заплаканная Адела.
– Ты не справилась бы с четырьмя здоровенными детинами. Не вини себя, Адела.
– Но мы могли отправиться в погоню! Где эта деревня? Никак не возьму в толк, как я мог проспать такой шум? Да и Родриго. Адела говорит, что не могла нас добудиться.
В траве между камнями заструились ручейки. Неужто и этот дождь будет идти до самого Иванова дня?
– Я подлил вам в похлебку маковый отвар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136