волчий вой, шелест лебединых крыльев, завывание ветра, не обращайте внимания. Главное, свяжите ей руки, чтобы она не могла наслать морок. Деревенские закивали.
– Залепим уши воском, – предложил рыбак. – А что с ней делать, когда поймаем?
И снова мне предстоял нелегкий выбор: сказать им, чтобы заперли девчонку, пока мы не отойдем подальше, или убедить, что ведьму остановит лишь смерть.
Кузнец заерзал массивным задом по скамье.
– Что тут думать? «Ворожеи не оставляй в живых». Будто у нас есть выбор! Мы должны убить ее. Это единственный способ снять порчу с Гюнтера и спасти остальных.
Деревенские молча переваривали услышанное, но никто, даже трактирщица, не возразил.
– Только нужно позаботиться, чтобы она не прокляла нас, когда будет подыхать, – сказал трактирщик.
Гюнтер кивнул.
– И чтобы ее дух не вылез из могилы.
– Сначала поймайте рыбку, а там уж спорьте, как ее зажарить, – фыркнула трактирщица.
– Свяжем ее, заткнем рот кляпом и запрем в церкви, – деловитым тоном вмешался трактирщик, очевидно решивший взять командование на себя. – Церковь – место святое, оттуда не выберется. Затем созовем сход и решим, как с ней поступить.
Пора бежать отсюда – подробностей мне не вынести.
– Пойду я, пока меня не хватились. Так, значит, сегодня?
Деревенские закивали.
– Ты уж присмотри за тем, чтобы нам не помешали, камлот, – напомнил Гюнтер. – По всему видать, те двое, твои приятели, неплохо управляются с дубинками. Неохота мне потом ходить с проломленной башкой.
– Если все будет в порядке, я зажгу огонь у подножия креста.
– Ладно, дождемся твоего сигнала.
Подмешать маковый отвар во второй раз оказалось не так-то просто. Наригорм наверняка следила за мной. Вряд ли мне удалось бы капнуть несколько капель в общий котел, а в миски похлебку всегда разливала Адела. Пришлось пойти на хитрость. Легкий щипок за нежную детскую ножку – и Адела кинулась успокаивать Карвина, благодарная, что кто-то другой вызвался разлить по мискам еду. После дня, проведенного на охоте, Осмонд и Родриго жадно набросились на похлебку. Наригорм приняла угощение из моих рук, но на пути к своему месту споткнулась и выплеснула содержимое миски на траву.
– Не беда, давай еще налью!
Наригорм ласково улыбнулась.
– Сиди, камлот, я сама.
Ничего у меня не вышло. Неужто Наригорм поняла, что прошлой ночью ее подпоили?
Пока Адела успокаивала Карвина, все успело остыть. Недолго думая, она вылила миску в котел и села дожидаться, когда похлебка подогреется.
Неважно, главное, что уснут Осмонд и Родриго, а с Аделой я как-нибудь справлюсь. Возможно, чтобы заснуть мертвым сном, ей хватит того, что было в миске? По-настоящему меня тревожила Наригорм.
Вскоре Осмонда и Родриго начало неудержимо клонить ко сну. Осмонд обрадовался моему предложению постоять на часах вместо него и провалился в сон, не успев пробормотать слова благодарности. Один за другим все засыпали. Не ложилась только Наригорм. Она сидела напротив меня, спиной к болотам, в свете костра ее глаза поблескивали, а волосы, раздуваемые ветром, танцевали, словно язычки пламени.
Мне оставалось прислонить фонарь к кресту и ждать. Ночь выдалась ветреная и холодная. Может быть, Гюнтер прав и Наригорм способна вызывать бурю, просто тряхнув волосами? Ночью, на пронизывающем ветру, мне меньше всего хотелось, чтобы моя ложь обернулась правдой.
Наригорм поджидала меня у костра.
– Зачем ты выставил фонарь у креста? Думаешь, крест спасет тебя от волка?
Пришлось кивнуть – голос мне не повиновался. Уши пытались различить в завываниях ветра плеск весел. Его порывы задували пламя костра.
– Вчера ты что-то подложил мне в миску.
Молчание.
– Почему не отвечаешь? Думал, если я усну, волк не придет? Ничего, зато сегодня ты его услышишь! – В голосе Наригорм звучало торжество. – Как и остальные, хоть ты и подмешал им чего-то в похлебку. Сигнус слышал лебедей во сне, а это еще хуже. Во сне волчица может прийти и что-нибудь тебе сделать.
– А ты-то зачем это делаешь, Наригорм?
– Могу и делаю.
Ночь выдалась безлунная – тяжелые облака низко висели над нашими головами. Бледный свет фонаря рассеивал темноту не дальше чем на длину вытянутой руки. Увидят ли они нас?
– Ты уже говорила о Морриган. Твоя Морриган – древняя и жестокая богиня. Ты делаешь это, чтобы ей угодить?
Мне хотелось отвлечь девчонку разговором, но Наригорм не слушала.
Она вытащила руны и бросила перед собой. В середине круга что-то белело. Несколько перевязанных белой ниткой жестких волосин, которым предстояло сыграть перед доверчивыми покупателями роль прядки из бороды святой Ункумберы! Перевязанных моей рукой! Несколько таких же волосков были когда-то подарены слепой новобрачной. Внутри похолодело. Почему, решив раскинуть руны на меня, Наригорм выбрала именно эту вещь? Неужели догадалась о ее значении? Господи, только не это! Она открыла первую руну.
– Отал перевернутая. Дом, наследство. Ты давно думаешь о доме. Перевернутая руна означает, что ты одинок. Тебе суждено быть одному.
Не значит ли это, что мои помощники не придут? Нет, нельзя думать о них, иначе Наригорм прочтет мои мысли в рунах!
– А теперь я спрошу руны, чего ты боишься.
Она перевернула вторую дощечку.
– Это не волчья руна. Волка ты не боишься. Это хагалаз – град, стихия. Угроза и разрушение. Битва.
Наригорм подняла глаза.
– Я не ошиблась, была какая-то битва? Так в чем тут ложь?
О, как мне хотелось остановить ее! Если я снова смешаю руны, она прекратит, однако эта ночь не последняя, будут и другие. Если я хочу, чтобы все закончилось, нужно отвлечь ее внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136