А ты сегодня что заработал?»
– Хочешь выпить, Марлен? – спросил я и пошел в бывшую подсобку, теперь мою кухню. – Я как раз собирался сделать перерыв. (Ничего я не собирался.) Есть пиво и красное, но в пакете.
– Пиво. – Марлен пошла за мной. – Это ты меня лепишь? Даррен считает, ты дороговато запросил.
– Если кто-то и может его убедить, что дело того стоит, так это ты.
– А мне понравилось тогда, в кафе. Не каждый день пробуешь собственную ляжку! – Она имела в виду ту булочку, на которую я намазал стружку масла с ее попы. – М-м, объедение!
– Что, так вкусно? А я все не мог понять, почему у акробатов такой самодовольный вид. Теперь понял.
Тут она хихикнула. Марлен? Над моей шуткой? Вряд ли это пиво, она едва успела к нему приложиться. Осторожно, друг. Будь начеку.
– В общем, когда я вышла из кафе, я подумала – если тебе все-таки нужно, чтоб я позировала… Ну знаешь, для верности… Даррену ведь не обязательно об этом знать. Тут ведь нет ничего такого, правда? – Она повела плечиком. – С нашим-то прошлым… По-моему, глупо не создать тебе все условия для успеха.
Это намек? Она что, со мной заигрывает? У меня в голове замигали прежние сигналы. Внимание, желтый свет. Медленно, очень медленно. Тормози.
– Да-да, солнышко, ты где-то права. – Я улыбнулся и нажал на газ. – Как раз запамятовал, какие у тебя мышцы на бедре!
Друг мой, тебя ничему не учит жизнь. Абсолютно ничему!
– Да что ты?
Марлен вытянула ступню, согнула ногу в колене и отвела чуть в сторону. Потом провела пальцами по бедру. На нем рельефно выступила мышца, в точности как я ее помнил. Красный свет, красный! Стоп! Марлен дотянулась, поймала мою руку, прижала к теплой, смуглой коже и провела ею вверх, вдоль мышцы. Во рту у меня разлилась сладость, и…
– Дай-ка я быстро зарисую, пока ты здесь.
Когда я убрал руку и стал искать по карманам карандаш, Марлен очень удивилась. Но меньше, чем я сам.
– Это недолго. Присядь на табуретку, – предложил я. – Пойду возьму альбом.
В дверь постучали, Марлен встала и пошла открывать. Внизу послышался другой голос, по лестнице процокали сдвоенные шаги – и Марлен вернулась в мастерскую. Вид у нее был совсем надутый – еще более надутый, чем когда она выходила.
– Арт! – Она мотнула головой на незваного гостя.
На верхней ступеньке с разинутым ртом стояла… Джули Тринкер, собственной персоной.
Все, конец. В первую секунду я от изумления проглотил язык. Только отчаянно соображал, как бы спасти положение. Что же такого сказать? Что в роли Гордона я намного ценней, чем в собственной? (Марлен с готовностью подтвердила бы, что сам по себе я не стою ломаного гроша.) Или… Поздно. Я не успел даже покаяться.
– Так вы… Вы – Арт? – спросила Джули. – Арт Стори?
Твою мать!
– Вы ужасно похожи на брата!
Что-что?
– Прямо как близнецы!
Близнецы? Как же я не додумался?
Джули вся засияла. Глаза у нее стали как блюдца. Изумление хлестало через край. Просто фонтан изумления. И это ей очень шло.
– Наверно, вам все это говорят. Без очков и без… – она ткнула пальцем в мой головной убор, – просто одно лицо! – Джули повернулась к Марлен: – Правда, потрясающее сходство?
Ох, черт. Марлен. Я совсем про нее забыл. А она была все там же: тихо стояла и мерила Джули взглядом, уже не первый раз.
– Арт? Похож на Гордона? – Марлен наклонила голову и искоса глянула на меня. – Я давненько не встречалась с Гордоном, но мне всегда казалось – по ним сразу видно, что братья. Арт, правда, упорно возражал… – Марлен побренчала ключами, чтобы я заметил, что она их забрала. – Арт считает себя уникумом. Да, Арт?
Разве?
– Разве?
Но Марлен, не ответив, быстренько распрощалась (не слишком вежливо) и ушла, проскользнув мимо Джули, которая все стояла на верхней ступеньке и ждала, пока ее пригласят внутрь. Я махнул ей, чтоб заходила.
– Моя бывшая жена, – бросил я, будто это все объясняло. (А может, как раз и объясняло.)
Знаю, что вы сейчас подумали. Настал идеальный момент, чтобы сознаться. Выложить Джули все разом. Все равно разоблачения не миновать. А так у меня был хороший шанс, что Джули не станет очень уж шуметь из-за моего признания. Где-то пятьдесят на пятьдесят, совсем неплохо в нашем положении. Да я бы и сознался – правда, правда! Если бы только Джули в тот день не надела новое платье – шелковое розовое, с застежкой спереди. И если б я не уловил аромат ее свежевымытых волос. И если б в ту самую секунду она не подняла глаза к моим печальным, незадачливым висячим друзьям и не наградила их одобрительным кивком и улыбкой. И если б я не увидел краешком глаза какое-то шевеление под потолком, очень похожее на кивок в ответ. Это была мгновенная легкая дрожь – раз, и все. Но ей-богу, они шевельнулись!
Так что не судите строго. Да, я слабак. Может, даже эгоист (скотина, подонок, негодяй, и… спасибо, дорогой читатель, пока достаточно). Но я вдруг понял, что могу потерять гораздо больше, чем думал.
Мне показалось, что лучше будет оставить все как есть, пока Джули не узнает меня настоящего, в неадаптированной авторской версии. А там, глядишь, все решится само собой. А пока Джули будет осваиваться со мной, я потихоньку освоюсь с ней. Мне это тоже было очень нужно, ведь замученная и усталая Джули, которую я знал, даже близко не напоминала сирену, что разгуливала по моей мастерской с бокалом рождественского мерло в руке. Подозреваю, это был не первый ее бокал в тот день. У нее под поясом уже явно что-то плескалось.
На самом деле никакого пояса на ней не было. Джули-сирена вся состояла из нежных, непрерывных, волнистых линий. Шелк платья легко льнул к ее изгибам, как «форд-кабриолет» стелется по горному серпантину:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77