ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
– Однако как же вывернутся судьи?
Но у судей, на целый час задержавших заседание, уже было готово Определение Особого присутствия сената со ссылкой на высочайшее повеление. Обер-секретарь тотчас огласил его.
Желябов принужден был сесть, но он добился своего: зал был наэлектризован. Иностранные корреспонденты быстро записывали происходящее, все лорнеты и взоры были устремлены на Желябова. Даже сидящий в стороне на маленьком стульчике художник Константин Маковский, напряженно водя карандашом, пытался схватить его неуловимые черты.
– Да-с, а дело-то обещает быть скандальным, – шепнул сенатор Пухов присяжному поверенному Верховскому. – Смотрите, какую шпильку подпустил Желябов присутствию.
– Вот потому-то я и отказался от участия в деле, – сказал Верховский. – Тут не может быть объективности… А за судом следит весь мир…
– Тише, тише, кажется, начинается главное.
По приказанию первоприсутствующего поднялся обер-секретарь и стал читать обвинительный акт. Зал притих – всем хотелось знать подробности столь нашумевшего дела.
Обвинительный акт был написан сухим казенным языком, но в нем довольно последовательно и подробно излагались факты подпольной деятельности «тайного сообщества», освещались обстоятельства многих покушений и, наконец, обстоятельно анализировалось последнее из них, приведшее к смерти царя.
И хотя чтение обвинительного акта продолжалось больше двух часов, никто не вышел из зала.
Затем был оглашен дополнительный обвинительный акт о предании суду Кибальчича, и первоприсутствующий Фукс перешел к опросу обвиняемых.
Первым был вызван Рысаков. Он говорил тихо, невнятно, путано. Все почувствовали, что Рысаков был смущен и растерян своим предательством. Отрицая свою принадлежность к партии «Народная воля», он пытался объяснить участие в терроре случайностью; сваливал вину на Желябова и Перовскую и, в силу сделанных ранее признаний, указывал на Кибальчича, Михайлова, Гельфман.
Его показания и раскаяние не вызвали в зале ни сочувствия, ни сожаления.
Лохматый увалень Михайлов не был смущен сотнями смотрящих на него глаз, грозными генералами и министрами, сидящими в первых рядах. Он говорил просто, но связно. Признав себя членом партии «Народная воля», Михайлов сказал, что он был членом боевой рабочей дружины и боролся за освобождение рабочих, за улучшение их жизни.
– Что же делала ваша дружина? – спросил первоприсутствующий.
– Охраняла сходки и собрания, уничтожала шпионов. А в террористах я не был и участия в покушении на царя не принимал…
– Эти оба – простаки! – опять зашептал старый сенатор в ухо Верховскому. – Они лишь исполнители. Подождем Желябова – тот, наверное, скажет.
– Да, послушаем его и – обедать! – согласился Верховский.
Желябов ждал, что сейчас вызовут его, и уже мысленно подготовил речь, но Фукс, словно догадавшись об этом, объявил Гельфман.
Некрасивая, с крупными чертами и бурыми пятнами на лице, она неловко шагнула к барьеру.
– Боже мой! Рядом с красавцем Желябовым – такая дурнушка! – вздохнула дама за спиной Верховского.
Гельфман почувствовала, что симпатии публики не на ее стороне, и начала сбивчиво, невнятно. В зале задвигались, зашептались. Первоприсутствующий позвонил в колокольчик.
Стало тише. Гельфман овладела собой, заговорила уверенней:
– Я была членом партии «Народная воля» и хозяйкой конспиративной квартиры, но не участвовала в террористической борьбе. Я знаю Рысакова и других, но ни разу не видела на конспиративной квартире Михайлова…
– Ну, видимо, сейчас Желябов, – нагнулся к сенатору Верховский.
– Подсудимый Кибальчич! – объявил Фукс.
Стройный, в темном костюме с белым стоячим воротником, подпиравшим аккуратно постриженную бородку, Кибальчич совсем не походил на арестанта и тем более на «злодея».
Это заметили все.
– Техник! Техник! – стали передавать по рядам.
Кибальчич заговорил ровным, задушевным и мягким, повсюду слышным голосом:
– Я не могу говорить о себе, не касаясь партии «Народная воля», в которой имел честь состоять. – Эти первые слова, сказанные с большим достоинством и убежденностью, заставили всех прислушаться.
Кибальчич, воспользовавшись этим, стал рассказывать о возникновении «Народной воли» и о том, что заставило ее перейти от мирной пропаганды к активной политической борьбе, к террору.
– Я раньше сочувствовал народникам, и если б не арест, очевидно, ушел бы в народ и был бы до сих пор там. Ту изобретательность, которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли, на создание сельскохозяйственных орудий…
Видя обострение борьбы правительства с партией, видя жестокие меры подавления свободомыслия, я решился стать на защиту партии, предложив для этого свои технические знания. Я перечитал все, что мог достать на русском, французском, немецком, английском языках о взрывчатых веществах, многое узнал и домыслил. Вместе с другими лицами я изготовлял динамит, делал расчеты, изобрел и изготовил метательные снаряды и был не прямым, но косвенным участником всех покушений на царя.
В зале послышались вздохи, шепот.
– Знали ли вы, для какой цели предназначались изготовляемые вами динамит и снаряды? – спросил первоприсутствующий, проникшийся к Кибальчичу уважением и симпатией.
– Да, конечно, это не могло не быть мне известно. Я знал и не мог не знать, – твердо сказал Кибальчич. – Вы видите, я не умаляю своей вины и ничего не пытаюсь скрыть. Я был на опытах по опробованию снарядов, как утверждал Рысаков, и читал лекции метальщикам, но я считаю нужным заявить здесь, что той личности, которая называется Тимофеем Михайловым, не было ни на опытах, ни на чтении этих лекций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Но у судей, на целый час задержавших заседание, уже было готово Определение Особого присутствия сената со ссылкой на высочайшее повеление. Обер-секретарь тотчас огласил его.
Желябов принужден был сесть, но он добился своего: зал был наэлектризован. Иностранные корреспонденты быстро записывали происходящее, все лорнеты и взоры были устремлены на Желябова. Даже сидящий в стороне на маленьком стульчике художник Константин Маковский, напряженно водя карандашом, пытался схватить его неуловимые черты.
– Да-с, а дело-то обещает быть скандальным, – шепнул сенатор Пухов присяжному поверенному Верховскому. – Смотрите, какую шпильку подпустил Желябов присутствию.
– Вот потому-то я и отказался от участия в деле, – сказал Верховский. – Тут не может быть объективности… А за судом следит весь мир…
– Тише, тише, кажется, начинается главное.
По приказанию первоприсутствующего поднялся обер-секретарь и стал читать обвинительный акт. Зал притих – всем хотелось знать подробности столь нашумевшего дела.
Обвинительный акт был написан сухим казенным языком, но в нем довольно последовательно и подробно излагались факты подпольной деятельности «тайного сообщества», освещались обстоятельства многих покушений и, наконец, обстоятельно анализировалось последнее из них, приведшее к смерти царя.
И хотя чтение обвинительного акта продолжалось больше двух часов, никто не вышел из зала.
Затем был оглашен дополнительный обвинительный акт о предании суду Кибальчича, и первоприсутствующий Фукс перешел к опросу обвиняемых.
Первым был вызван Рысаков. Он говорил тихо, невнятно, путано. Все почувствовали, что Рысаков был смущен и растерян своим предательством. Отрицая свою принадлежность к партии «Народная воля», он пытался объяснить участие в терроре случайностью; сваливал вину на Желябова и Перовскую и, в силу сделанных ранее признаний, указывал на Кибальчича, Михайлова, Гельфман.
Его показания и раскаяние не вызвали в зале ни сочувствия, ни сожаления.
Лохматый увалень Михайлов не был смущен сотнями смотрящих на него глаз, грозными генералами и министрами, сидящими в первых рядах. Он говорил просто, но связно. Признав себя членом партии «Народная воля», Михайлов сказал, что он был членом боевой рабочей дружины и боролся за освобождение рабочих, за улучшение их жизни.
– Что же делала ваша дружина? – спросил первоприсутствующий.
– Охраняла сходки и собрания, уничтожала шпионов. А в террористах я не был и участия в покушении на царя не принимал…
– Эти оба – простаки! – опять зашептал старый сенатор в ухо Верховскому. – Они лишь исполнители. Подождем Желябова – тот, наверное, скажет.
– Да, послушаем его и – обедать! – согласился Верховский.
Желябов ждал, что сейчас вызовут его, и уже мысленно подготовил речь, но Фукс, словно догадавшись об этом, объявил Гельфман.
Некрасивая, с крупными чертами и бурыми пятнами на лице, она неловко шагнула к барьеру.
– Боже мой! Рядом с красавцем Желябовым – такая дурнушка! – вздохнула дама за спиной Верховского.
Гельфман почувствовала, что симпатии публики не на ее стороне, и начала сбивчиво, невнятно. В зале задвигались, зашептались. Первоприсутствующий позвонил в колокольчик.
Стало тише. Гельфман овладела собой, заговорила уверенней:
– Я была членом партии «Народная воля» и хозяйкой конспиративной квартиры, но не участвовала в террористической борьбе. Я знаю Рысакова и других, но ни разу не видела на конспиративной квартире Михайлова…
– Ну, видимо, сейчас Желябов, – нагнулся к сенатору Верховский.
– Подсудимый Кибальчич! – объявил Фукс.
Стройный, в темном костюме с белым стоячим воротником, подпиравшим аккуратно постриженную бородку, Кибальчич совсем не походил на арестанта и тем более на «злодея».
Это заметили все.
– Техник! Техник! – стали передавать по рядам.
Кибальчич заговорил ровным, задушевным и мягким, повсюду слышным голосом:
– Я не могу говорить о себе, не касаясь партии «Народная воля», в которой имел честь состоять. – Эти первые слова, сказанные с большим достоинством и убежденностью, заставили всех прислушаться.
Кибальчич, воспользовавшись этим, стал рассказывать о возникновении «Народной воли» и о том, что заставило ее перейти от мирной пропаганды к активной политической борьбе, к террору.
– Я раньше сочувствовал народникам, и если б не арест, очевидно, ушел бы в народ и был бы до сих пор там. Ту изобретательность, которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли, на создание сельскохозяйственных орудий…
Видя обострение борьбы правительства с партией, видя жестокие меры подавления свободомыслия, я решился стать на защиту партии, предложив для этого свои технические знания. Я перечитал все, что мог достать на русском, французском, немецком, английском языках о взрывчатых веществах, многое узнал и домыслил. Вместе с другими лицами я изготовлял динамит, делал расчеты, изобрел и изготовил метательные снаряды и был не прямым, но косвенным участником всех покушений на царя.
В зале послышались вздохи, шепот.
– Знали ли вы, для какой цели предназначались изготовляемые вами динамит и снаряды? – спросил первоприсутствующий, проникшийся к Кибальчичу уважением и симпатией.
– Да, конечно, это не могло не быть мне известно. Я знал и не мог не знать, – твердо сказал Кибальчич. – Вы видите, я не умаляю своей вины и ничего не пытаюсь скрыть. Я был на опытах по опробованию снарядов, как утверждал Рысаков, и читал лекции метальщикам, но я считаю нужным заявить здесь, что той личности, которая называется Тимофеем Михайловым, не было ни на опытах, ни на чтении этих лекций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199