– Это они! – сказал Стрешнев и бросился открывать дверь.
В передней послышались радостные возгласы, поцелуи, и тут же в гостиную вбежал шустрый белокурый Слава. Следом вошел рослый русобородый, как сын, еще прямой и крепкий, Стрешнев-отец. Ему исполнилось шестьдесят шесть, а выглядел он лет на десять моложе.
– Я бы вас, Сергей Андреич, скорее принял за брата Андрея, чем за отца, – пожимая его руку, с улыбкой сказал Цандер.
– Живем в провинции… И воздух и питанье не то, что здесь
– Дедушка, дедушка! Иди сюда! – позвал Слава, усевшись на диване рядом с Елизаветой Павловной.
– Иду, Славик, иду, – усмехнулся дед и сел рядом с внуком.
– Ну, рассказывайте, как доехали? Какие новости? – спросил Андрей, садясь поближе.
– Доехали хорошо. Правда, на вокзале у нас чуть не конфисковали корзину с продуктами… Спасибо, один военный вмешался.
– Послали бы телеграмму, я бы встретил.
– Ничего. Все обошлось… Как же вы тут, Андрюша?
– Трудимся… Теперь полегче стало… Вот с Фридрихом Артуровичем собираемся лететь на Марс… А что с Константином Эдуардовичем? Есть ли известия?
– Выпустили! Виделся с ним перед отъездом… Передавал привет.
– Спасибо! За что же его арестовали?
– Переписывался с чудаком – изобретателем из Киева. Тот дал его адрес какому-то белому офицеру, возможно, лазутчику. Ну тот и нагрянул, видимо желая укрыться.
– И что же?
– Пробыл до ночи и ушел, а на другой день Циолковского арестовали и увезли в Москву.
– И долго держали?
– Нет, через месяц выпустили с извинениями… Глупость! Разве он мог быть в чем-нибудь замешан? Напротив, он только на Советы и надеется. Советская власть поможет ему в заветной мечте.
– И что же, как сейчас?
– Ничего… учительствует… Начал хлопоты о переиздании своих статей…
– Скажите, Сергей Андреич, а он не возбуждал вопроса о постройке ракеты? – спросил Цандер.
– Нет. Он уже много лет увлечен дирижаблями… Правда, тут я ему давал читать статью и Кибальчиче, о проекте ракеты, так он страшно разволновался…
– А где о Кибальчиче написано? – спросил Цандер.
– В «Былом», в пятом номере… Лизонька, где же у нас журнал?
– Он лежит в кабинете – Федор Семенович читал.
– Пойдемте, господа, туда. А впрочем, идите одни… Ступай, Андрюша, ступай! Мы с мамой побудем здесь.
Цандер заметил, как Сергей Андреич достал платок и вытер глаза.
– «Находясь в заключении, за несколько дней до смерти, я пишу этот проект, – читал Андрей приглушенно, стараясь подавить нахлынувшее волнение. – Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении».
Стрешнев передохнул, взглянув на помрачневшего Цандера, и продолжал:
– «Если же моя идея после тщательного обсуждения учеными специалистами будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу Родине и человечеству. Я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибнет вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью.
Я умоляю ученых, которые будут рассматривать мой проект, отнестись к нему как можно серьезнее и добросовестнее и дать мне на него ответ как можно скорее».
– И этот проект не показали ученым? Ведь тогда же были Менделеев и Столетов! – воскликнул Цандер.
– Нет, не показали… – вздохнул Стрешнев и опять стал читать:
– «Прежде всего, считаю нужным заметить, что, будучи на свободе, я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект в подробностях и доказать его осуществимость математическими вычислениями…
Насколько мне известно, моя идея еще не была предложена никем…
Какая же сила применима к воздухоплаванью? Такой силой, по-моему, являются медленно горящие взрывчатые вещества…»
Андрей читал, а Цандер сидел в кожаном кресле в глубокой задумчивости. Когда речь пошла об устройстве реактивного снаряда, он вскочил, быстро взглянул на чертеж и снова сел. Он кусал губы, молча смотрел вниз, поминутно вздрагивая.
Кончив читать, Стрешнев взглянул на друга.
Цандер сидел, опустив голову на руку, и, казалось, плакал.
– Фридрих, ты плачешь?
– Нет, думаю…
– Что же ты скажешь?
– Сколько лет пролежал проект в архиве?
– Тридцать семь!
– Выходит, он был составлен за двадцать два года до статьи Циолковского?
– Да!
Цандер поднялся:
– Я преклоняюсь перед этим человеком, Андрей. Преклоняюсь перед его гением и перед его мужеством! Что наши лишения, голод, холод, неурядицы в сравнении с тем, что пережил Кибальчич? Ведь он не дрогнул перед лицом смерти!
– Да, Фридрих, – это герой!
– А что же мы? Я вожусь с этим двигателем и совершенно забросил проект межпланетного корабля. Забросил расчеты траекторий. Позор! Сегодня же, сейчас же еду и берусь за дела.
– Нет, нет, сейчас я тебя не отпущу. Кажется, пришел Федор Семенович, поужинаем.
– А что, Андрей, неужели твой отец знал Кибальчича? Я видел слезы на его глазах.
– Да, они были друзьями. Когда Кибальчича везли на казнь, отец крикнул ему: «Прощай, друг!» – и чуть за это не поплатился жизнью.
– И матушка твоя была с ним знакома?
– Она была в него влюблена… О, это романтическая и грустная история.
– Кибальчич тоже ее любил?
– Да, да, Фридрих, но об этом не надо… Мама очень страдает…
В дверь постучали.
– Пожалуйста! – крикнул Андрей.
Вошли два деда с маленьким Славиком.
Цандер поздоровался с Федором Семеновичем и, извинившись, вышел.
Дверь в гостиную оказалась открытой. Елизавета Павловна сидела в углу дивана. Лицо ее было задумчиво.
Цандер подошел к дивану, встал на колени и, молча поцеловав ей руку, выбежал из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199