Ссыльные «вольнодумцы», «крамольники», революционеры заронили в сердца людей свободомыслие, оказали влияние на развитие культуры и просвещения.
С тридцатых годов существовала в городе публичная библиотека, основанная сосланными сюда Герценом: выходили газеты, в которых сотрудничал находившийся в вятской ссылке Салтыков-Щедрин…
В доме Циолковских бывали поляки, сосланные за революционное восстание, и бывшие студенты, отбывавшие ссылку по делу Дмитрия Каракозова, стрелявшего в Александра II.
Костя, будучи подростком, не раз слышал бурные разговоры, видел горящие глаза смелых, одержимых людей…
Однажды за ужином кто-то из гостей рассказывал о ссыльном издателе Павленкове, который перевел с французского и издал в Вятке в 1866 году «Физику» Гано. Костя учился по этой книге, а когда ушел из гимназии – ею завладели братья. Достать другую не удалось, и Костя лишь ночами мог заниматься любимым предметом. Сейчас его осенило: «Пойду к Павленкову и попрошу у пего».
Костя незаметно вышел из-за стола, тихонько спустился по лестнице и бегом пустился к дому Павленкова.
Большой деревянный дом утопал в зелени. Окна были открыты, и оттуда лилась музыка – кто-то играл на рояле. Вечер был такой тихий, что Костя слышал каждый звук. Он остановился у палисадника, замер. Музыка была мелодичной, с бравурными аккордами. Она то лилась ручейком, то нарастала, как прибой, бодряще, могуче. Костя стоял как зачарованный.
Подошел и встал рядом высокий господин с тросточкой. Костя не услышал, не пошевелился – он был поглощен музыкой. Прозвучало еще несколько бурных аккордов, и стало тихо. Костя ждал, что заиграют снова.
– Что, понравилась музыка? – спросил незнакомец.
Костя вздрогнул, несколько секунд молчал. Потом повернулся и глухо сказал:
– Да, очень…
– Заходи в дом, послушаешь еще, – приветливо пригласил незнакомец.
– Нет, я так… Я после скарлатины почти не слышу…
Незнакомец ласково положил руку ему на плечо:
– А ты чей будешь?
– Сын лесничего… Циолковский…
– Учишься в гимназии?
– Нет… бросил из-за глухоты…
– А знаешь, что сейчас играли?
Костя смущенно покачал головой.
– Бетховена! Одного из самых великих композиторов. И эту музыку он написал почти глухим.
– Как глухим? – недоверчиво уставился Костя на незнакомца.
– Да. Еще в молодости он стал терять слух, а потом и совсем оглох… Но у него была огромная сила воли, и он заставлял себя работать… Стал великим композитором.
– Бетховен, вы говорите?
– Да, Бетховен.
– Я запомню! Спасибо вам, спасибо! – крикнул Костя и пустился домой…
5
В Вятке было две общедоступных или, как их называли, публичных библиотеки. Одна казенная, основанная еще Герценом, другая – частная, небольшая, созданная в своем доме Александром Александровичем Красовским – местным просветителем. У Красовского было проще достать нужную книгу, и Костя направился к нему.
Увидев у порога худенького, узколицего подростка в косоворотке, в длинных брюках, пугливо озиравшегося кругом, Красовский сказал приветливо:
– Пожалуйста, заходите, молодой человек, у нас двери открыты для всех.
Костя поклонился, подошел к зеленому столу, заваленному книгами, где сидел Красовский – человек интеллигентного вида с бородкой, тронутой сединой, и смущенно спросил:
– Не найдется ли у вас книжки про Бетховена?
– Про Бетховена? – удивленно переспросил Красовский. – Вы занимаетесь музыкой?
Костя расслышал лишь последнее слово.
– Нет, я плохо слышу после болезни…
Красовский сразу догадался, зачем нужна ему эта книга.
– Сейчас, сейчас, молодой человек. Такая книга была… А вы чей будете? – спросил громко.
– Сын лесничего Циолковского.
– Знаю, знаю. Присядьте.
Красовский вышел в другую комнату и скоро вернулся с небольшой, аккуратно переплетенной книжечкой.
– Вот извольте! – Он сделал пометку в тетради и подал Косте книжку. – Когда прочтете – приходите. Подберем еще.
– Благодарю вас, спасибо! – Костя крепко зажал книжку в руке.
Дома он забрался на чердак, где хранилась разная рухлядь. Там, около слухового окна, стояла старая дырявая кушетка. Поудобней усевшись, он раскрыл книжку и стал жадно глотать страницу за страницей. Детство, полное лишений и нужды с пьяницей отцом. Ранняя потеря нежной, горячо любимой матери. Как это было близко и понятно Косте! Он поднимал голову над книгой, сердито смахивал рукавом навертывавшиеся слезы и опять продолжал читать.
Сердце его сжалось от боли, когда он дошел до страниц, рассказывающих о наступающей глухоте Бетховена.
«День и ночь у меня беспрерывный шум в ушах, – писал Бетховен одному из своих друзей. – Могу сказать, что моя жизнь жалка: уже два года я избегаю всякого общества…»
«Да, да, как это верно, – прошептал Костя. – Я тоже стесняюсь людей и при появлении чужих бегу сюда на чердак. Интересно, что же дальше?» «Я часто проклинал свое существование; Плутарх привел меня к терпению». Костя взъерошил волосы: «Плутарх! Я, кажется, видел у отца книгу Плутарха. Как же он привел Бетховена к терпению? Надо почитать…»
Вот уже и к обеду зовут, а Костя все читает и читает…
«Моим братьям Карлу и… прочесть и исполнить после моей смерти».
«Это похоже на завещание, а ведь Бетховену всего тридцать. Что такое?» Костя замирает. «Мое сердце и разум с детства склонны были к нежному чувству доброты. Я готов был даже на подвиги. Но подумайте только: шесть лет я страдаю неизлечимой болезнью…
Мое несчастье для меня вдвойне мучительно потому, что мне приходится скрывать его. Для меня нет отдыха в человеческом обществе, нет интимной беседы, нет взаимных излияний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199