Он впервые постиг «дух и строение» классических симфоний, особенно бетховенских, услы­шав их в трактовке Бюлова. Старший коллега смело выдвигал молодого друга. Незадолго до того Штраус закончил Симфонию фа минор; это произведение 20-лет­него автора исполнялось в Германии и Америке. Бюлов поручил ему продирижировать Симфонией в Саксен-Мейнингене. Талантливая музыка, правда, еще лишен­ная неповторимых черт зрелого Штрауса, многим по­нравилась. Скупой на похвалы Брамс промолвил: «От­лично, молодой человек», добавив, что следует избегать перегруженной полифонии и отдавать преимущество яс­но расчлененным мелодиям - совет, надолго запомнив­шийся Рихарду. Вскоре он стал единолично руководить оркестром, и Бюлову оставалось только удивляться «ошеломляющей уверенности» юного дирижера. Не ме­нее удивительной казалась его пианистическая ода­ренность, хотя он не готовился стать виртуозом. «Если бы вы не были пригодны к чему-то лучшему, - говорил Бюлов, - вы могли бы стать пианистом».
В городе царил культ Брамса, и Штраус имел воз­можность познакомиться с его музыкой. Влияние лю­бимого композитора явно ощущалось в сочинениях Штрауса, написанных в те годы. Из них наиболее из­вестна Бурлеска - одночастное виртуозное произведе­ние для фортепиано с оркестром. В ее жизнерадостной музыке появляются уже характерно штраусовские инто­нации задора и смелого вызова. Но еще долго автор не показывал нового произведения даже близким друзьям. Лишь через 4 года Бурлеска впервые прозвучала в блестящем исполнении знаменитого пианиста Э. д'Альбера.
В Мейниигене создались благоприятные условия для развития молодого музыканта. Но его кипящая энергия не находила выхода в тесных рамках провинции. Не прошло и полугода, как он .покинул гостеприимный го­родок, соблазнившись должностью 3-го капельмейстера в Мюнхенской придворной опере. Еще в Мейнингене он подружился со скрипачом оркестра А. Риттером, вос­торженным поклонником Вагнера. Летом 1886 года Штраус побывал в Байрейте на постановках «Триста­на» и «Парсифаля». Интересы его явно склонялись к байрейтскому реформатору. Но пока что его привлекали другие перспективы.
Летом того же года он задумал поехать в Италию. Поездка оказалась недолгой, всего месяц, но очень на­сыщенной впечатлениями. В Риме он осмотрел Вати­кан, Капитолий, собор Св. Петра и поднялся на Лате-ранский холм, чтобы полюбоваться видом на Кампанью и горные цепи. Его привлекали не только руины древно­сти, среди которых он бродил часами, но и современный Рим, восхищавший шумной уличной жизнью, изящест­вом нарядов, красотой женских лиц. Совсем ошеломил и даже утомил яркостью красок и бурным кипением юг Италии - Неаполь, Капри, Везувий. В дороге он начал новое произведение, о чем не замедлил сообщить: «До­рогая мама! Я много сочиняю в До, Ля и Соль мажо­ре». Так рождалась четырехчастная симфоническая фан­тазия «Из Италии», в которой отразились впечатления, поразившие юного северянина.
Музыкальные путешествия, особенно зарисовки Ита­лии, давно уже занимали воображение композиторов романтического направления. Достаточно вспомнить Итальянскую симфонию Мендельсона, симфонию «Га­рольд в Италии» Берлиоза, фортепианный цикл «Годы странствований» (II и III тетради) Листа. Сюда же от­носится Итальянское каприччио Чайковского. Для ху­дожников-северян это был выход в иной, своеобразный мир, пленявший южной яркостью красок, совершенством искусства, величавыми реликвиями древности. Юный Штраус явно присоединялся к этой традиции. Но он вно­сил в нее и нечто новое, оттенок вызывающей смелости, вскоре ставший отличительным признаком его творчест­ва; в его музыке сильнее, чем прежде, проявилась бур­лящая кровь молодого автора. Можно думать, что благодаря поездке в страну Россини были устранены тор­мозы, сдерживавшие воображение композитора; твор­чество его стало развиваться привольно, нарушая неко­торые традиционные эстетические нормы.
Премьера нового произведения, состоявшаяся в 1887 году в Мюнхене под управлением автора, вызвала, по его словам, «много шуму, всеобщую ярость и возму­щение тем, что я пытаюсь пойти своим собственным пу­тем, создаю новые формы и заставляю лентяев ломать себе головы». Первые 3 части - мечтательно-задумчи­вая «Кампанья» (впечатления захода солнца на равни­не), воспоминания о блеске и величии прошлого, наве­янные древними руинами (с воинственной темой труб), и мягкая нега морского пейзажа еще имели некоторый успех. Зато, как сообщал композитор, по окончании последней, «довольно-таки бешеной» части, наряду с оживленным одобрением, раздался также и изрядный свист, что, разумеется, меня очень развеселило». Мож­но думать, что респектабельную публику шокировал плакатно-яркий демократизм стремительной народно-музыкальной сцены («Неаполь»).
Молодой, подающий надежды и не лишенный честолю­бия автор мог быть доволен - разыгравшийся скандал заставил заговорить о нем. Как часто бывало с поздней­шими произведениями Штрауса, фантазия вскоре завое­вала признание, и противники ее умолкли. Через полто­ра года после премьеры Штраус дирижировал в Берли­не. Здесь картина была иная: «Мой успех оказался пря­мо-таки великолепным, я вынужден был после каждой части... кланяться, а по окончании был дважды вызван; в Берлине для новинки, к тому же такой смелой, - это колоссальный успех... Бюлов был в полном восторге, ему, как и другим... больше всего понравился финал: вот вам разница между северно-немецкой интеллигент­ностью и южно-немецким филистерством».
В Мюнхенском театре Штраусу пришлось доволь­ствоваться скромными ролями - дирижировать при по­становке опер «второго плана» или вести подготовку «первоклассных» опер для главного дирижера Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34