ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Бугра читал всегда одни и те же книги — Золя, Жюля Валлеса и Барбюса — и еще просматривал газеты и старые журналы, которые повсюду подбирал. Кровать свою он накрывал мешками, почти не умывался и пребывал в зимней спячке, сунув нос в бороду.
— Удачный денек, а?
Им пора было возвращаться, и старик впрягся в кожаные помочи, висевшие на тележке, поплевал на руки, потер их и пустился в дорогу. Обратно они шли уже другим путем, надеясь подобрать еще какое-нибудь топливо на улицах и рынках, где обычно валялась всякая деревянная труха. Мальчик бегал, вытаскивал из канав старые плетеные корзинки, бросал их в общую кучу, и тележка двигалась дальше. Бугра с горечью рассуждал о положении человека, который вкалывает не хуже лошади, потом начал насвистывать, немного повеселел, и Оливье тоже.
Когда они добрались до Северного вокзала, ребенок еле волочил ноги. Бугра водрузил его на тележку и заверил, что это только помогает ее равновесию. Затем они вместе запели «Была ли это мечта » и «Отправляйся, маленький юнга! », а вскоре одна горбатая улочка вдохновила Бугра затянуть «Дубинушку ». На перекрестке они остановились бок о бок с фургоном, перевозящим мебель, и Бугра крикнул огромному битюгу: «Да ну же, коллега!» — и Оливье расхохотался.
Путешествие оказалось не таким уж долгим, они возвращались на улицу Лаба в самое оживленное время, так что их прибытие не прошло незамеченным и широко комментировалось. Элоди пошла им навстречу и резко сказала Бугра:
— Вот как! Вы, видно, хотите сделать из него настоящего тряпичника!
После этого она заговорила со стариком настолько бесцеремонно, что даже удивила Оливье. Элоди, которая всегда держалась в стороне от всех людей улицы, обращалась с Бугра так, будто давно его знала, да и он ей отвечал в том же тоне. Бугра, когда хотел этого, умел быть обаятельным, и Элоди как бы вступала с ним в некое крестьянское сообщничество. Если б все жители улицы походили на этого деда (так она потом называла старика), то она бы, пожалуй, обрела здесь свою родную деревню, по которой порой «так томилась».
— А эта малышка совсем неплоха! — сказал Бугра после ухода Элоди. — Твой кузен вытащил нужный номер. Только б он сумел ее сохранить!
Эти слова пришлись Оливье по душе. Конечно, Элоди мила. Даже когда она обзывала его сорванцом и кривлякой, это звучало нежно. Кузены, правда, нередко укоряли его в непослушании. Но ведь он никогда не отказывался повиноваться, однако то, о чем они просили, часто было так неясно и противоречиво, что в конце концов он поступал по своему усмотрению. Ну как согласовать две части нередко повторявшейся фразы: «Вечно болтаешься по улицам. Ну ладно, иди, поиграй там!»
Оливье понимал, что, в сущности, он ничего плохого не делает, и разные беды сваливаются на него сами собой.
*
В один прекрасный день Бугра вдруг сказал, помахивая пустой литровой бутылкой:
— Винишка нет ни глотка!
Торговля кольцами угасла. Единственным способом заработка, который Бугра еще предлагали, была натирка полов в квартире на авеню Жуно. Он под конец согласился, всячески понося эту недостойную, второсортную наемную работу: по мнению старика, каждый должен сам тереть свой паркет, если у него есть такое желание.
— Возьмешь меня? — спросил Оливье.
— Там тебе не место! — ответил Бугра, полагавший, что эта работа — самый дурной пример для ребенка.
Но Оливье все-таки увязался за стариком. Когда они вошли в дом, их встретил сердитый швейцар, который, расспросив Бугра, хотел было провести их черным ходом, лестницей для прислуги. Но Бугра благородным жестом его отстранил:
— Я ведь Бугра, мои друг!
Он подтолкнул Оливье к гидравлическому подъемнику фирмы «Эйду-Самен» и энергично дернул в кабине за веревку. Машина застрекотала и без излишней торопливости начала подыматься.
Выйдя на лестничную площадку третьего этажа, Бугра дернул вязаный шнур звонка, и горничная провела их к хозяйке, худой высокой даме с головой хищной птицы и кисловатой складочкой у губ, совсем как у актрисы Алисы Тиссо, только глаза у дамы были ледяные, будто из стекла.
— Вы полотер? — спросила она, посмотрев на часы, висящие на шейной цепочке.
— Нет, мадам, я не полотер: я — Бугра, и пришел натереть вам полы, чтоб заработать на жизнь.
Дама пожала плечами и повела их в две почти пустые смежные комнаты, в одной стоял только рояль. Все уже было подготовлено: щетка для циклевки, метелка, мастика, тряпки. Дама сообщила свои условия и добавила:
— В придачу литр разливного вина.
— Для каждого? — спросил Бугра, указывая на Оливье.
Хозяйка провела рукой по своим голубовато-серебряным крашеным волосам и бросила презрительный взгляд куда-то вниз, на сандалии мальчика, который, подумав, что они расстегнулись, нагнулся на них посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Удачный денек, а?
Им пора было возвращаться, и старик впрягся в кожаные помочи, висевшие на тележке, поплевал на руки, потер их и пустился в дорогу. Обратно они шли уже другим путем, надеясь подобрать еще какое-нибудь топливо на улицах и рынках, где обычно валялась всякая деревянная труха. Мальчик бегал, вытаскивал из канав старые плетеные корзинки, бросал их в общую кучу, и тележка двигалась дальше. Бугра с горечью рассуждал о положении человека, который вкалывает не хуже лошади, потом начал насвистывать, немного повеселел, и Оливье тоже.
Когда они добрались до Северного вокзала, ребенок еле волочил ноги. Бугра водрузил его на тележку и заверил, что это только помогает ее равновесию. Затем они вместе запели «Была ли это мечта » и «Отправляйся, маленький юнга! », а вскоре одна горбатая улочка вдохновила Бугра затянуть «Дубинушку ». На перекрестке они остановились бок о бок с фургоном, перевозящим мебель, и Бугра крикнул огромному битюгу: «Да ну же, коллега!» — и Оливье расхохотался.
Путешествие оказалось не таким уж долгим, они возвращались на улицу Лаба в самое оживленное время, так что их прибытие не прошло незамеченным и широко комментировалось. Элоди пошла им навстречу и резко сказала Бугра:
— Вот как! Вы, видно, хотите сделать из него настоящего тряпичника!
После этого она заговорила со стариком настолько бесцеремонно, что даже удивила Оливье. Элоди, которая всегда держалась в стороне от всех людей улицы, обращалась с Бугра так, будто давно его знала, да и он ей отвечал в том же тоне. Бугра, когда хотел этого, умел быть обаятельным, и Элоди как бы вступала с ним в некое крестьянское сообщничество. Если б все жители улицы походили на этого деда (так она потом называла старика), то она бы, пожалуй, обрела здесь свою родную деревню, по которой порой «так томилась».
— А эта малышка совсем неплоха! — сказал Бугра после ухода Элоди. — Твой кузен вытащил нужный номер. Только б он сумел ее сохранить!
Эти слова пришлись Оливье по душе. Конечно, Элоди мила. Даже когда она обзывала его сорванцом и кривлякой, это звучало нежно. Кузены, правда, нередко укоряли его в непослушании. Но ведь он никогда не отказывался повиноваться, однако то, о чем они просили, часто было так неясно и противоречиво, что в конце концов он поступал по своему усмотрению. Ну как согласовать две части нередко повторявшейся фразы: «Вечно болтаешься по улицам. Ну ладно, иди, поиграй там!»
Оливье понимал, что, в сущности, он ничего плохого не делает, и разные беды сваливаются на него сами собой.
*
В один прекрасный день Бугра вдруг сказал, помахивая пустой литровой бутылкой:
— Винишка нет ни глотка!
Торговля кольцами угасла. Единственным способом заработка, который Бугра еще предлагали, была натирка полов в квартире на авеню Жуно. Он под конец согласился, всячески понося эту недостойную, второсортную наемную работу: по мнению старика, каждый должен сам тереть свой паркет, если у него есть такое желание.
— Возьмешь меня? — спросил Оливье.
— Там тебе не место! — ответил Бугра, полагавший, что эта работа — самый дурной пример для ребенка.
Но Оливье все-таки увязался за стариком. Когда они вошли в дом, их встретил сердитый швейцар, который, расспросив Бугра, хотел было провести их черным ходом, лестницей для прислуги. Но Бугра благородным жестом его отстранил:
— Я ведь Бугра, мои друг!
Он подтолкнул Оливье к гидравлическому подъемнику фирмы «Эйду-Самен» и энергично дернул в кабине за веревку. Машина застрекотала и без излишней торопливости начала подыматься.
Выйдя на лестничную площадку третьего этажа, Бугра дернул вязаный шнур звонка, и горничная провела их к хозяйке, худой высокой даме с головой хищной птицы и кисловатой складочкой у губ, совсем как у актрисы Алисы Тиссо, только глаза у дамы были ледяные, будто из стекла.
— Вы полотер? — спросила она, посмотрев на часы, висящие на шейной цепочке.
— Нет, мадам, я не полотер: я — Бугра, и пришел натереть вам полы, чтоб заработать на жизнь.
Дама пожала плечами и повела их в две почти пустые смежные комнаты, в одной стоял только рояль. Все уже было подготовлено: щетка для циклевки, метелка, мастика, тряпки. Дама сообщила свои условия и добавила:
— В придачу литр разливного вина.
— Для каждого? — спросил Бугра, указывая на Оливье.
Хозяйка провела рукой по своим голубовато-серебряным крашеным волосам и бросила презрительный взгляд куда-то вниз, на сандалии мальчика, который, подумав, что они расстегнулись, нагнулся на них посмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108