ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Поразмыслив над тем, что когда-нибудь люди будут смотреть кино у себя дома, Оливье решил, что это слишком неправдоподобная сказка.
Однако все эти раздумья привели его на улицу Кюстин, чтобы просмотреть афиши, извещающие, что идет в кинотеатрах квартала, грубо размалеванные в красные, зеленые, голубые тона, уже чуть облинявшие, ибо на них были программы сразу на три недели. Кинематографы «Маркаде-Палас », «Барбес-Пате », «Рокси », «Монкальм », «Дельта », «Пале-Рошешуар », «Сигаль » пестрели манящими названиями: «Фантомас », в главных ролях Жан Вормс и Жан Галанд, «Дэвид Гольдер » с Гарри Бауэром, «Патетическая симфония » с Жоржем Карпантье, «Последний шок » с Жаном Мюра и Даниэль Пароля, «Шанхай-экспресс » с Марлен Дитрих, «Удары боковой качки » с Максом Дирли, «Тайна желтой комнаты » с Роланом Тутеном и Югеттой экс-Дюфло, «Деревянный крест » с Пьером Бланшаром и Шарлем Ванелем, «Жемчужина » с Эдвиж Фейер… Все это было полно обещаний, и Оливье уже представлял себе бесконечные киносеансы, во время которых он будет путешествовать от фильма к фильму, сидя в волшебном кресле и глядя во все глаза. В точности как те дети, которые стоят перед витринами кондитерских и мечтают в один прекрасный день съесть все пирожные сразу, так и Оливье хотел увидеть все эти фильмы.
В бакалее «Ля борделез » поджаривали кофейные зерна, и вся улица пропиталась их благоуханием. Жан-Жак, сынишка хозяина магазина, сидел на скамейке у дверей и тщился соорудить водяной фильтр, как учили его в классе: пустая коробка из-под консервов с дыркой внутри, слой песка, слой размельченного древесного угля, опять слой песка… Но, когда мальчик пропускал воду, она выходила черной-пречерной, и он безутешно твердил: «Почему же не получается?» Оливье заметил ему, что смесь, пожалуй, недостаточно плотно умята, однако паренек резко сказал, что Оливье ничего не смыслит, так как перестал ходить в школу. Но Оливье, еще весь под впечатлением рассказа Люсьена, ушел от этого брюзги, кинув ему на прощанье:
— Я-то знаю такое, о чем ты даже и не слыхивал.
Он остановился на развилке улиц Рамей и Кюстин. Посмотрел на большой ртутный термометр на здании аптеки «Фармаси Нормаль » и прочел надписи, начертанные против разных делений, — Наивысшая температура 1890, Москва 1812, Точка замерзания спирта, Лед, Глубокие шахты, Оранжереи, Шелковичные черви, Сенегал, Суматра, Борнео, Цейлон, Тропики — и тут же вообразил эскимосов и негров. Солнечные зайчики в витрине скользящими бликами перебегали по двум огромным пузатым сосудам желтого и зеленого цвета, что привлекло любопытство Оливье не меньше, чем эмблема врачей и фармацевтов — палочка Меркурия, обвитая двумя змейками, и зеленый крест, окруженный молочно-белым люминесцентным кольцом. Затем мальчик встал на весы, стоявшие перед дверью. Весовой диск, гладкий, без делений, тут же двинулся и замер меж двух, тоже немых, черточек, а чтобы узнать свой вес, надо было бросить монетку в щель, и только после этого выскакивал билетик с заветной цифрой. Оливье это показалось смешным: будто внутри весов кто-то мог знать, сколько он весит, но ни за что не хотел ему об этом сообщить.
Он еще остановился у витрины торговки зонтами, любуясь зонтами от солнца, палками с ручкой в виде собачьей или утиной головы, детскими тросточками, фигурками Мальчика с пальчик, который лезет в котомку, и подумал, что хозяйке вряд ли удается выгодно торговать в такую погоду. Чуть дальше, около кадок с лавром, у дверей ресторана стояла вырезанная из фанеры и ярко раскрашенная фигура знаменитого кинокомика Харди, еще более жирного, чем в действительности, но на этот раз Харди был разлучен со своим тощим напарником Лорелем — в одной руке толстяк держал сковородку, а в другой рамочку с меню на сегодняшний день. «Салют, Харди!» — сказал ему Оливье, проходя мимо.
Перед домом номер 8 на улице Ламбер всегда можно было увидеть высокую худощавую женщину в черном платье, с белым школьным воротничком и большими, тоже белыми, мушкетерскими манжетами; лицо у нее было бледное, серые с проседью косы поддерживались лиловыми бантами. Женщина обычно сидела на плетеном стуле и бесконечно вышивала на зеленой ленте одни и те же крохотные шелковые розочки с расстоянием между ними в семь сантиметров. За каждый метр этой вышивки она получала плату от большого универмага «Лувр ». Она работала, разложив свое вышивание на черной бархатной подушечке, и зеленая лента, на которой появлялся цветок за цветком, змейкой сползала в корзинку из ивовых прутьев. Она была настолько привычным элементом пейзажа, что Оливье ее почти никогда не замечал. И вот, впервые осознав ее присутствие, он остановился посмотреть, как ее длинные ловкие пальцы манипулируют с лентой, иголкой и ножницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Однако все эти раздумья привели его на улицу Кюстин, чтобы просмотреть афиши, извещающие, что идет в кинотеатрах квартала, грубо размалеванные в красные, зеленые, голубые тона, уже чуть облинявшие, ибо на них были программы сразу на три недели. Кинематографы «Маркаде-Палас », «Барбес-Пате », «Рокси », «Монкальм », «Дельта », «Пале-Рошешуар », «Сигаль » пестрели манящими названиями: «Фантомас », в главных ролях Жан Вормс и Жан Галанд, «Дэвид Гольдер » с Гарри Бауэром, «Патетическая симфония » с Жоржем Карпантье, «Последний шок » с Жаном Мюра и Даниэль Пароля, «Шанхай-экспресс » с Марлен Дитрих, «Удары боковой качки » с Максом Дирли, «Тайна желтой комнаты » с Роланом Тутеном и Югеттой экс-Дюфло, «Деревянный крест » с Пьером Бланшаром и Шарлем Ванелем, «Жемчужина » с Эдвиж Фейер… Все это было полно обещаний, и Оливье уже представлял себе бесконечные киносеансы, во время которых он будет путешествовать от фильма к фильму, сидя в волшебном кресле и глядя во все глаза. В точности как те дети, которые стоят перед витринами кондитерских и мечтают в один прекрасный день съесть все пирожные сразу, так и Оливье хотел увидеть все эти фильмы.
В бакалее «Ля борделез » поджаривали кофейные зерна, и вся улица пропиталась их благоуханием. Жан-Жак, сынишка хозяина магазина, сидел на скамейке у дверей и тщился соорудить водяной фильтр, как учили его в классе: пустая коробка из-под консервов с дыркой внутри, слой песка, слой размельченного древесного угля, опять слой песка… Но, когда мальчик пропускал воду, она выходила черной-пречерной, и он безутешно твердил: «Почему же не получается?» Оливье заметил ему, что смесь, пожалуй, недостаточно плотно умята, однако паренек резко сказал, что Оливье ничего не смыслит, так как перестал ходить в школу. Но Оливье, еще весь под впечатлением рассказа Люсьена, ушел от этого брюзги, кинув ему на прощанье:
— Я-то знаю такое, о чем ты даже и не слыхивал.
Он остановился на развилке улиц Рамей и Кюстин. Посмотрел на большой ртутный термометр на здании аптеки «Фармаси Нормаль » и прочел надписи, начертанные против разных делений, — Наивысшая температура 1890, Москва 1812, Точка замерзания спирта, Лед, Глубокие шахты, Оранжереи, Шелковичные черви, Сенегал, Суматра, Борнео, Цейлон, Тропики — и тут же вообразил эскимосов и негров. Солнечные зайчики в витрине скользящими бликами перебегали по двум огромным пузатым сосудам желтого и зеленого цвета, что привлекло любопытство Оливье не меньше, чем эмблема врачей и фармацевтов — палочка Меркурия, обвитая двумя змейками, и зеленый крест, окруженный молочно-белым люминесцентным кольцом. Затем мальчик встал на весы, стоявшие перед дверью. Весовой диск, гладкий, без делений, тут же двинулся и замер меж двух, тоже немых, черточек, а чтобы узнать свой вес, надо было бросить монетку в щель, и только после этого выскакивал билетик с заветной цифрой. Оливье это показалось смешным: будто внутри весов кто-то мог знать, сколько он весит, но ни за что не хотел ему об этом сообщить.
Он еще остановился у витрины торговки зонтами, любуясь зонтами от солнца, палками с ручкой в виде собачьей или утиной головы, детскими тросточками, фигурками Мальчика с пальчик, который лезет в котомку, и подумал, что хозяйке вряд ли удается выгодно торговать в такую погоду. Чуть дальше, около кадок с лавром, у дверей ресторана стояла вырезанная из фанеры и ярко раскрашенная фигура знаменитого кинокомика Харди, еще более жирного, чем в действительности, но на этот раз Харди был разлучен со своим тощим напарником Лорелем — в одной руке толстяк держал сковородку, а в другой рамочку с меню на сегодняшний день. «Салют, Харди!» — сказал ему Оливье, проходя мимо.
Перед домом номер 8 на улице Ламбер всегда можно было увидеть высокую худощавую женщину в черном платье, с белым школьным воротничком и большими, тоже белыми, мушкетерскими манжетами; лицо у нее было бледное, серые с проседью косы поддерживались лиловыми бантами. Женщина обычно сидела на плетеном стуле и бесконечно вышивала на зеленой ленте одни и те же крохотные шелковые розочки с расстоянием между ними в семь сантиметров. За каждый метр этой вышивки она получала плату от большого универмага «Лувр ». Она работала, разложив свое вышивание на черной бархатной подушечке, и зеленая лента, на которой появлялся цветок за цветком, змейкой сползала в корзинку из ивовых прутьев. Она была настолько привычным элементом пейзажа, что Оливье ее почти никогда не замечал. И вот, впервые осознав ее присутствие, он остановился посмотреть, как ее длинные ловкие пальцы манипулируют с лентой, иголкой и ножницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108