ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Просто было приятно, что он умеет выкручиваться и, кроме того, что он подкладывает государству свинью, переделывая деньги в колечки. Бугра растопырил перед глазами Оливье свои толстые черные пальцы:
— Видишь эти руки? Все, что хочу, ими делаю. Я рожден пехотинцем!
Эта фраза осталась бы загадочной для того, кто не посмотрел бы кругом: резные трости, обвитые деревянной змейкой, пепельница, украшенная ружейными пулями, напоминали нехитрые поделки, которые солдаты мастерят в окопах. Потом спросил:
— А ты? Покажи свои руки!
Оливье протянул руки, подняв пальцы, будто собирался водить куклы — вот так, так, так делают маленькие марионетки! Бугра изрек с пренебрежительной гримасой:
— С такими-то руками, с такими руками…
Старик вытащил горсть свежей травы из мешка, чтоб накормить своих кроликов, сидевших в клетке в углу комнаты. Оливье глядел на зверьков и дергал носом, подражая им. Потом тщательно осмотрел свои руки, обдумывая, почему же они так не понравились этому человеку. В течение многих дней он снова и снова осматривал самым внимательным образом свои руки, сравнивая их с руками товарищей, и не находил ответа.
Когда все три кольца были готовы, солнце уже клонилось к закату. Оливье, спохватившись, прикусил губу. А как же Элоди? Она, наверно, ищет его повсюду, раз не видит на улице. И быстро сказал:
— Мсье, мне пора идти…
— Бугра, вот как меня зовут! Какой там «мсье». Если мне понадобится твоя помощь, я тебе просигналю. А когда у тебя будут пальцы как полагается мужчине, я тебе такое кольцо смастерю!
Старик открыл ему дверь, и Оливье вышел, шутливо показывая, как он наденет кольцо на каждый палец по очереди.
На улице у него возникло странное желание: рассказать кому-нибудь, как он провел день, какому-то человеку, к которому он так хотел прорваться, но враждебные силы его не пускали. Однако разум мальчика прояснился, и он осознал, что именно своей матери хотел бы поведать обо всем, что видел и делал. Внезапно, словно спасаясь от сковавшей его мысли о непоправимости происшедшего, Оливье побежал, все быстрей и быстрей, раскинув руки, подняв лицо к небу, как будто в спину ему дул ветер безумия.
На улице Башле он попробовал проскользнуть между «двумя дамами», которые шли навстречу, но это не удалось, и он толкнул их, не найдя слов для оправдания и ограничившись фразой: «Я играю в аэроплан…» Посмотрев вслед мальчику, залюбовавшись его развевающимися светлыми локонами, дама, что шла справа, сказала спутнице:
— До чего же хорошенький малыш!
Другая дама строго посмотрела на нее, пожала плечами, взяла под руку и властно повела дальше.
Оливье эти «две дамы» казались таинственными. Обе они — брюнетки, у обеих суровые лица, одинаковая стрижка под Жанну д'Арк, одинаковые двубортные костюмы весьма «строгого стиля», одинаковые, с галстуком, блузки модели «Клуб» и башмаки на низких каблуках; они были похожи на близнецов и резко отличались от других женщин этой улицы. Однажды Оливье услышал слова Люсьена Заики: «Ах эти, ну, словом, маленькая семейка», — что вызвало у ребенка путаницу в мыслях, все смешалось у него в голове: «Жить своей семьей», «Глава семьи», «Семейная обстановка», «Семейное торжество»… Одна из этих дам, та, что была менее мужеподобна, иногда заходила в галантерейную лавочку и каждый раз поглаживала мальчика по щеке, пристально разглядывая его и сравнивая его зеленые глаза с материнскими.
— Судя по ее поведению, ребеночка у нее так и не получится, — обращаясь к Виржини, насмешливо говорила Альбертина.
И обе прыскали со смеху.
«Бегать» для Оливье значило обязательно обойти весь квартал, промчаться по улицам Башле, Николе и Ламбер, чтоб вернуться на улицу Лаба — к месту старта. Такой маршрут был для ребят квартала постоянной гоночной трассой; обычно так и говорилось: «Я сделал два (три, четыре…) круга!»
На улице Ламбер он пробегал мимо красильщицы с ее горбатой помощницей, лущивших зеленый горох, стручки которого падали им на передники, натянутые на коленях, а маленькие зеленые шарики они ловили растопыренными ладонями, сбрасывая их с таким навсегда запомнившимся ему стуком в эмалированный тазик.
Подальше, на углу улицы Лаба, стоял ветеран войны Гастуне и беседовал о политике с канализационным рабочим в черных резиновых сапогах. Чтоб придать силу своим доказательствам, Гастуне, с торчащими свирепо усами и пронизывающим взглядом, тряс подземного мастера за отвороты куртки и одновременно тыкал ему в грудь, как кинжалом, указательным пальцем. Когда Оливье пробежал мимо, Гастуне перенес свой указательный палец к виску и покрутил им: ну и псих же этот мальчишка!
Оливье, задохнувшись, остановился рядом с галантерейной лавкой, тем более что заметил здесь своего друга Лулу, с которым ни разу не говорил со дня смерти Виржини, — они лишь степенно здоровались друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Видишь эти руки? Все, что хочу, ими делаю. Я рожден пехотинцем!
Эта фраза осталась бы загадочной для того, кто не посмотрел бы кругом: резные трости, обвитые деревянной змейкой, пепельница, украшенная ружейными пулями, напоминали нехитрые поделки, которые солдаты мастерят в окопах. Потом спросил:
— А ты? Покажи свои руки!
Оливье протянул руки, подняв пальцы, будто собирался водить куклы — вот так, так, так делают маленькие марионетки! Бугра изрек с пренебрежительной гримасой:
— С такими-то руками, с такими руками…
Старик вытащил горсть свежей травы из мешка, чтоб накормить своих кроликов, сидевших в клетке в углу комнаты. Оливье глядел на зверьков и дергал носом, подражая им. Потом тщательно осмотрел свои руки, обдумывая, почему же они так не понравились этому человеку. В течение многих дней он снова и снова осматривал самым внимательным образом свои руки, сравнивая их с руками товарищей, и не находил ответа.
Когда все три кольца были готовы, солнце уже клонилось к закату. Оливье, спохватившись, прикусил губу. А как же Элоди? Она, наверно, ищет его повсюду, раз не видит на улице. И быстро сказал:
— Мсье, мне пора идти…
— Бугра, вот как меня зовут! Какой там «мсье». Если мне понадобится твоя помощь, я тебе просигналю. А когда у тебя будут пальцы как полагается мужчине, я тебе такое кольцо смастерю!
Старик открыл ему дверь, и Оливье вышел, шутливо показывая, как он наденет кольцо на каждый палец по очереди.
На улице у него возникло странное желание: рассказать кому-нибудь, как он провел день, какому-то человеку, к которому он так хотел прорваться, но враждебные силы его не пускали. Однако разум мальчика прояснился, и он осознал, что именно своей матери хотел бы поведать обо всем, что видел и делал. Внезапно, словно спасаясь от сковавшей его мысли о непоправимости происшедшего, Оливье побежал, все быстрей и быстрей, раскинув руки, подняв лицо к небу, как будто в спину ему дул ветер безумия.
На улице Башле он попробовал проскользнуть между «двумя дамами», которые шли навстречу, но это не удалось, и он толкнул их, не найдя слов для оправдания и ограничившись фразой: «Я играю в аэроплан…» Посмотрев вслед мальчику, залюбовавшись его развевающимися светлыми локонами, дама, что шла справа, сказала спутнице:
— До чего же хорошенький малыш!
Другая дама строго посмотрела на нее, пожала плечами, взяла под руку и властно повела дальше.
Оливье эти «две дамы» казались таинственными. Обе они — брюнетки, у обеих суровые лица, одинаковая стрижка под Жанну д'Арк, одинаковые двубортные костюмы весьма «строгого стиля», одинаковые, с галстуком, блузки модели «Клуб» и башмаки на низких каблуках; они были похожи на близнецов и резко отличались от других женщин этой улицы. Однажды Оливье услышал слова Люсьена Заики: «Ах эти, ну, словом, маленькая семейка», — что вызвало у ребенка путаницу в мыслях, все смешалось у него в голове: «Жить своей семьей», «Глава семьи», «Семейная обстановка», «Семейное торжество»… Одна из этих дам, та, что была менее мужеподобна, иногда заходила в галантерейную лавочку и каждый раз поглаживала мальчика по щеке, пристально разглядывая его и сравнивая его зеленые глаза с материнскими.
— Судя по ее поведению, ребеночка у нее так и не получится, — обращаясь к Виржини, насмешливо говорила Альбертина.
И обе прыскали со смеху.
«Бегать» для Оливье значило обязательно обойти весь квартал, промчаться по улицам Башле, Николе и Ламбер, чтоб вернуться на улицу Лаба — к месту старта. Такой маршрут был для ребят квартала постоянной гоночной трассой; обычно так и говорилось: «Я сделал два (три, четыре…) круга!»
На улице Ламбер он пробегал мимо красильщицы с ее горбатой помощницей, лущивших зеленый горох, стручки которого падали им на передники, натянутые на коленях, а маленькие зеленые шарики они ловили растопыренными ладонями, сбрасывая их с таким навсегда запомнившимся ему стуком в эмалированный тазик.
Подальше, на углу улицы Лаба, стоял ветеран войны Гастуне и беседовал о политике с канализационным рабочим в черных резиновых сапогах. Чтоб придать силу своим доказательствам, Гастуне, с торчащими свирепо усами и пронизывающим взглядом, тряс подземного мастера за отвороты куртки и одновременно тыкал ему в грудь, как кинжалом, указательным пальцем. Когда Оливье пробежал мимо, Гастуне перенес свой указательный палец к виску и покрутил им: ну и псих же этот мальчишка!
Оливье, задохнувшись, остановился рядом с галантерейной лавкой, тем более что заметил здесь своего друга Лулу, с которым ни разу не говорил со дня смерти Виржини, — они лишь степенно здоровались друг с другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108