«Ну и фиг­ляр! — и, по­смот­рев на Оли­вье, обыч­но до­бав­ля­ла: «Два са­по­га — па­ра!»
Ко­гда Лу­лу пе­ре­ста­вал вер­теть­ся вью­ном, то он во­все не ста­но­вил­ся та­ким за­дум­чи­вым или гру­ст­ным, как Оли­вье, от­нюдь: за не­уго­мон­ны­ми дви­же­ния­ми те­ла сле­до­ва­ла столь же буй­ная речь — Лу­лу обо­жал иг­ру слов, вся­кие пе­сен­ки или дву­смыс­лен­ные фра­зы, ко­то­рым нау­чил­ся у сво­его от­ца. Он, под­няв па­лец, изо­бра­жал вдо­вуш­ку, ко­то­рая тря­сет лор­не­том и мям­лит смеш­ным го­ло­ском: «Один мо­ло­дой че­ло­век, де­вя­но­ста лет от ро­ду, си­дя на кам­не из бе­ло­го де­ре­ва, чи­тал не­на­пе­ча­тан­ную га­зе­ту при све­те по­гас­шей све­чи ». Или го­во­рил, по­ка­чи­вая го­ло­вой и па­яс­ни­чая: «Нет, мы это­го ни­ко­гда не уз­на­ем … — И по­сле пау­зы, пол­ной от­чая­ния, до­бав­лял: — Нет, мы ни­ко­гда не уз­на­ем, кто по­ста­вил кор­зи­ну с ка­ла­ча­ми под кран ка­ни­ст­ры с бен­зи­ном. Увы! Мы это­го ни­ко­гда не уз­на­ем ».
Ску­чать с Лу­лу бы­ло не­воз­мож­но. В кар­ма­нах у не­го по­сто­ян­но хра­ни­лись ка­кие-то за­бав­ные ве­щи­цы: иг­раль­ные кос­ти, про­зрач­ная ко­ро­боч­ка с бе­гаю­щим по ла­би­рин­ту мы­шон­ком, ко­то­ро­го сле­до­ва­ло за­гнать в убе­жи­ще, чтоб спа­сти от ко­та, бы­ла у не­го и ку­ча кри­вых гвоз­ди­ков, и нуж­но бы­ло раз­га­дать сек­рет, как сце­пить их друг с дру­гом. Ино­гда Лу­лу пред­ла­гал сыг­рать пар­тию в ши-фу-ми : по­ла­га­лось, спря­тав за спи­ной ру­ку, вы­бро­сить ее не­ожи­дан­но впе­ред, сло­жив в фор­ме кам­ня, ли­ст­ка или нож­ниц. Или он брал ве­рев­ку и за­став­лял всех иг­рать, при­пе­вая: «Рас­пи­лим по­лен­це для ма­ма­ши Ни­ко­ла: на ты­ся­чи ку­соч­ков свои са­бо сло­ма­ла она ». Он знал ку­чу дет­ских счи­та­лок, чтоб ре­шить «ко­му во­дить», и лю­бил за­га­ды­вать сло­ва, обо­зна­чаю­щие ре­мес­ла.
— С…р.
— Сто­ляр.
Так как поч­ти все­гда ока­зы­ва­лось не то, на­до бы­ло на­звать все бу­к­вы под­ряд. Оли­вье вы­кри­ки­вал глас­ные и со­глас­ные, и при ка­ж­дой ошиб­ке Лу­лу до­бав­лял ме­лом еще од­ну де­таль к на­ри­со­ван­ной на тро­туа­ре ви­се­ли­це. К кон­цу иг­ры Оли­вье уже не толь­ко был по­ве­шен, но да­же со­жжен. А Лу­лу сме­ял­ся во­всю: «Это был сле­сарь!» Оли­вье бур­но про­тес­то­вал: «Так ты ж не той бу­к­вой за­кон­чил, раз­ве так пи­шут?»
Су­ще­ст­во­ва­ли и дру­гие иг­ры, но уже без твер­до ус­та­нов­лен­ных пра­вил. На­чи­на­лось с ут­вер­жде­ния: «Я бу­ду сол­да­том…» — и даль­ше фан­та­зи­ро­ва­лось, что мог­ло из это­го про­ис­течь, вплоть до аб­сур­да: «Я бу­ду сол­да­том и… и съем пи­рог с яб­ло­ка­ми!» Или Лу­лу объ­яв­лял: «Од­но из двух!» — и Оли­вье на­хо­дил все­гда пер­вое из двух и ни­ко­гда — вто­рое, а од­на­ж­ды у не­го по­лу­чи­лось: «Од­но из двух — или я глуп… или же… я глуп!»
— Здрав­ст­вуй­те, ма­дам Хак!
— Ну за­хо­ди­те же, по­ве­сы вы эта­кие, и ведь как толь­ко до­га­да­лись, что я пе­ку ола­дьи!
Ре­бя­та, ко­то­рых дей­ст­ви­тель­но при­влек к ее ок­ну вкус­ный за­пах, под­миг­ну­ли друг дру­гу и за­шли к Аль­бер­ти­не, чтоб сра­зу при­стро­ить­ся к сто­лу и ле­жав­шим на та­рел­ках оладь­ям, бла­го­ухав­шим апель­си­но­вым си­ро­пом. В знак бла­го­дар­но­сти им при­шлось вы­слу­шать от­кро­ве­ния Аль­бер­ти­ны, рас­ска­зав­шей о пре­сло­ву­тых пу­те­ше­ст­ви­ях сво­ей доч­ки, а так­же о тех вре­ме­нах, ко­гда она бы­ла «не та­кой, как сей­час», и раз­ные за­жи­точ­ные гос­по­да про­си­ли ее ру­ки: «Но я бы­ла та­кой ду­рой, что от­ка­зы­ва­ла, а ес­ли бы со­гла­си­лась, бы­ла бы нын­че бо­га­той!» По­том она за­го­во­ри­ла о лю­дях, ко­то­рые ей за­ви­ду­ют: «Знае­те, всем труд­но нра­вить­ся, ведь я не луи­дор!» В за­клю­че­ние она со­об­щи­ла де­тям сек­ре­ты, ко­то­рые ей по­ве­дал в пе­ре­пис­ке один ин­дий­ский спи­рит, по­сле че­го ста­ла га­дать на кар­тах.
Аль­бер­ти­на пол­но­стью уш­ла в это за­ня­тие, как вдруг ка­кой-то бро­дя­га по­сту­чал в ок­но:
— Дай­те мне че­го-ни­будь, хо­зяй­ка, я го­ло­ден!
— Ско­рее хо­чешь вы­пить, а?
И все же она су­ну­ла ему мо­нет­ку, а де­ти так и прыс­ну­ли со сме­ху, гля­дя на ро­жу это­го про­хво­ста, по­хо­же­го на Крен­ке­би­ля, ко­то­рый уве­рял свою бла­го­де­тель­ни­цу: «Бо­жень­ка воз­даст вам сто­ри­цей!»
Аль­бер­ти­на за­кры­ла окон­ные створ­ки, но все рав­но в ком­на­ту до­но­си­лись с ули­цы го­ло­са жен­щин, воз­вра­щаю­щих­ся с рын­ка, — они жа­ло­ва­лись на до­ро­го­виз­ну или рас­ска­зы­ва­ли друг дру­гу, чем се­го­дня за­ни­ма­лись: «Ну, бу­диль­ник мой от­зво­нил, и — черт по­бе­ри! — по­ду­ма­ла я, — все мы ско­ро пом­рем, — и за­сну­ла еще на чет­верть ча­са. По­том ста­ла мыть­ся. На­до бы­ло еще и бе­лье за­мо­чить. Ну, за­тем пол про­тер­ла. И…» — «Веч­но всю­ду пы­ли­ща, де­нег все­гда не хва­та­ет, сплош­ное кру­гом зло­пы­ха­тель­ст­во, ни­ка­кой те­бе бла­го­дар­но­сти и при­вет­ли­во­сти. Как ни вы­би­вай­ся из сил, все рав­но без тол­ку»… Сле­до­вал об­щий вздох. Он от­но­сил­ся к наи­бо­лее по­стра­дав­шей. Они буд­то со­стя­за­лись в жа­ло­бах. Со­бе­сед­ни­цы шли даль­ше и все го­во­ри­ли, го­во­ри­ли, го­ло­са их слы­ша­лись глу­ше, по­ка не пре­вра­ти­лись в ка­кое-то не­яс­ное ку­ри­ное ку­дах­та­нье.
Лу­лу си­дел, об­ло­ко­тив­шись о стол, и тер­пе­ли­во слу­шал объ­яс­не­ния Аль­бер­ти­ны, рас­кла­ды­вав­шей пась­янс, а Оли­вье со­зер­цал фар­фо­ро­вую под­став­ку с де­ко­ра­тив­ным яй­цом. Мыс­ли его за­бре­ли да­ле­ко. Вот он си­дит око­ло ма­мы за оваль­ным сто­лом. Вир­жи­ни го­то­вит грен­ки — ма­жет хлеб све­жим мас­лом, по­том ре­жет его тон­ки­ми лом­ти­ка­ми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108