ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
На безымянном пальце у нее был надет наперсток, и этот крохотный металлический кубок увел мысли мальчика в галантерейный магазин Виржини, и он снова увидел мать штопающей носок, напяленный на большое деревянное яйцо. Женщина, вышивавшая розы, вдруг бросила на него хмурый взгляд. Тогда мальчик сказал:
— А это красиво!
И увидел, что на ее губах появилась слабая улыбка. Она отложила на минутку свое вышивание, посмотрела на Оливье, вздохнула и опять принялась за дело.
Оливье медленно пошел дальше. Над черепичными крышами бледнело вечернее небо. Кое-где оно принимало окраску цветов, которые вышивала женщина.
Как радостна была жизнь, и сколько в ней было печали!
Глава восьмая
Элоди с покрасневшими глазами сидела перед двумя белыми тарелками и перебирала светлую чечевицу. Это было похоже на игру. Кончиками пальцев она перекладывала из одной тарелки в другую маленькие круглые, как конфетти, зерна, отбрасывая время от времени мелкие камушки, которые накидал туда не иначе, как сам черт.
На другом конце стола, облокотившись о него, спрятав в ладони лоб, сидел Жан и, уставившись в газету «Ами дю пёпль », раскрытую на спортивной странице, делал вид, что читает. Подавленный и озабоченный, он прислушивался к своим думам, изредка вздыхал и не осмеливался посмотреть на Элоди, будто опасаясь, что если их отчаяние станет общим, то жизнь покажется им еще более горькой.
Когда он просил Элоди выйти за него замуж, то, обратившись к ее матери, с достоинством сказал: «Со мной она никогда не будет голодна. У меня ремесло хорошее!»
Но экономический кризис породил в этом сомнения. Некоторые из его товарищей, никогда ничему не учившиеся, как-то выкручивались и зарабатывали даже лучше, чем он. До чего же все это было несправедливо!
Забыть о постоянных заботах могла бы помочь любовь, но и у любви бывают антракты. Немного позднее взгляд Жана опять остановится на голубой зефировой блузке жены, и он залюбуется ее волнующейся грудью, черной прядью, ласкающей щеку, полуоткрытыми алыми губами, — но теперь настал для него грозовой час со всеми его шквалами, тревогами, взметенными тем же злым ураганом, что и безумные вести в газетах.
Жан время от времени вздергивал брови, пожимал плечами, невольно жестикулировал, будто хотел кому-то что-то доказать, потом опять сжимал кулаки, впиваясь ногтями с въевшейся типографской краской в кожу ладоней. Все в нем взывало: «Что же делать?» С начала недели его взяли на учет как безработного, и мысль, что ему придется теперь занять место в длинном ряду людей, ожидающих, жалкого пособия, лишала его присутствия духа.
В киностудии Франкер не было спроса на статистов, не помогла даже рекомендация Крошки Луи. Жан уже брался за что попало, следуя примеру своего товарища-однополчанина из Люневилля, парня по имени Грегуар, а по кличке Жеже, которого он случайно встретил на улице Пуасонъер, и тот вовлек его в странные авантюры. Они отправлялись вдвоем к бегам или спортивным площадкам, прихватив с собой высокий и узкий складной столик. Придя на место, они расставляли свои столик и на время расходились. Жеже, искоса осмотревшись, доставал из кармана три карты, клал их на столик рубашкой вверх и выкрикивал:
— Играем в три листика, три листика, три листика!
Выкрики тут же привлекали желающих поиграть и просто зевак. Жеже быстренько показывал всем три карты, одна из которых была дама червей, заново тасовал их, пропуская карты меж пальцами, много раз перекладывал с одной на другую и спрашивал:
— Где же дама червей? Где она? Здесь или там? Три листика, три листика …
Какой-нибудь игрок делал ставку, затем, поколебавшись, указывал на одну из лежащих на столике карт. Жеже ее переворачивал: увы, это была не та, что нужно. Он забирал ставку, снова тасовал карты, все быстрой, быстрей:
— А ну, налетай, три листика, три листика …
На этот раз появлялся Жан, он вступал в игру, «валял дурочку», делал большую ставку, а Жеже еле заметным движением языка меж тубами влево, в середку или вправо указывал ему расположенно дамы червей. Жан, конечно, выигрывал, а Жеже, недовольно брюзжа, выплачивал ему сумму. Жан, веселясь от души, снова «валял дурочку», выигрывал, а потом уходил, держа на виду свои деньги. Естественно, теперь всем хотелось играть: если этот тип выиграл, почему бы не попробовать и им?
— Три листика, три листика, три листика …
У Жана была еще одна обязанность: стоять на стреме. Едва вдалеке показывалась форменная фуражка, он приближался, давал знак или же говорил «Двадцать два!» либо «Шухер!», и оба «давали ходу» —удирали в другое место.
Но вся эта затея была Жану не по душе. Не нравилось ему и продавать украдкой галстуки, спрятав их в полураскрытом зонтике и обучая покупателей искусству завязывать модный треугольный узел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— А это красиво!
И увидел, что на ее губах появилась слабая улыбка. Она отложила на минутку свое вышивание, посмотрела на Оливье, вздохнула и опять принялась за дело.
Оливье медленно пошел дальше. Над черепичными крышами бледнело вечернее небо. Кое-где оно принимало окраску цветов, которые вышивала женщина.
Как радостна была жизнь, и сколько в ней было печали!
Глава восьмая
Элоди с покрасневшими глазами сидела перед двумя белыми тарелками и перебирала светлую чечевицу. Это было похоже на игру. Кончиками пальцев она перекладывала из одной тарелки в другую маленькие круглые, как конфетти, зерна, отбрасывая время от времени мелкие камушки, которые накидал туда не иначе, как сам черт.
На другом конце стола, облокотившись о него, спрятав в ладони лоб, сидел Жан и, уставившись в газету «Ами дю пёпль », раскрытую на спортивной странице, делал вид, что читает. Подавленный и озабоченный, он прислушивался к своим думам, изредка вздыхал и не осмеливался посмотреть на Элоди, будто опасаясь, что если их отчаяние станет общим, то жизнь покажется им еще более горькой.
Когда он просил Элоди выйти за него замуж, то, обратившись к ее матери, с достоинством сказал: «Со мной она никогда не будет голодна. У меня ремесло хорошее!»
Но экономический кризис породил в этом сомнения. Некоторые из его товарищей, никогда ничему не учившиеся, как-то выкручивались и зарабатывали даже лучше, чем он. До чего же все это было несправедливо!
Забыть о постоянных заботах могла бы помочь любовь, но и у любви бывают антракты. Немного позднее взгляд Жана опять остановится на голубой зефировой блузке жены, и он залюбуется ее волнующейся грудью, черной прядью, ласкающей щеку, полуоткрытыми алыми губами, — но теперь настал для него грозовой час со всеми его шквалами, тревогами, взметенными тем же злым ураганом, что и безумные вести в газетах.
Жан время от времени вздергивал брови, пожимал плечами, невольно жестикулировал, будто хотел кому-то что-то доказать, потом опять сжимал кулаки, впиваясь ногтями с въевшейся типографской краской в кожу ладоней. Все в нем взывало: «Что же делать?» С начала недели его взяли на учет как безработного, и мысль, что ему придется теперь занять место в длинном ряду людей, ожидающих, жалкого пособия, лишала его присутствия духа.
В киностудии Франкер не было спроса на статистов, не помогла даже рекомендация Крошки Луи. Жан уже брался за что попало, следуя примеру своего товарища-однополчанина из Люневилля, парня по имени Грегуар, а по кличке Жеже, которого он случайно встретил на улице Пуасонъер, и тот вовлек его в странные авантюры. Они отправлялись вдвоем к бегам или спортивным площадкам, прихватив с собой высокий и узкий складной столик. Придя на место, они расставляли свои столик и на время расходились. Жеже, искоса осмотревшись, доставал из кармана три карты, клал их на столик рубашкой вверх и выкрикивал:
— Играем в три листика, три листика, три листика!
Выкрики тут же привлекали желающих поиграть и просто зевак. Жеже быстренько показывал всем три карты, одна из которых была дама червей, заново тасовал их, пропуская карты меж пальцами, много раз перекладывал с одной на другую и спрашивал:
— Где же дама червей? Где она? Здесь или там? Три листика, три листика …
Какой-нибудь игрок делал ставку, затем, поколебавшись, указывал на одну из лежащих на столике карт. Жеже ее переворачивал: увы, это была не та, что нужно. Он забирал ставку, снова тасовал карты, все быстрой, быстрей:
— А ну, налетай, три листика, три листика …
На этот раз появлялся Жан, он вступал в игру, «валял дурочку», делал большую ставку, а Жеже еле заметным движением языка меж тубами влево, в середку или вправо указывал ему расположенно дамы червей. Жан, конечно, выигрывал, а Жеже, недовольно брюзжа, выплачивал ему сумму. Жан, веселясь от души, снова «валял дурочку», выигрывал, а потом уходил, держа на виду свои деньги. Естественно, теперь всем хотелось играть: если этот тип выиграл, почему бы не попробовать и им?
— Три листика, три листика, три листика …
У Жана была еще одна обязанность: стоять на стреме. Едва вдалеке показывалась форменная фуражка, он приближался, давал знак или же говорил «Двадцать два!» либо «Шухер!», и оба «давали ходу» —удирали в другое место.
Но вся эта затея была Жану не по душе. Не нравилось ему и продавать украдкой галстуки, спрятав их в полураскрытом зонтике и обучая покупателей искусству завязывать модный треугольный узел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108