Жан с не­ко­то­рым ко­ле­ба­ни­ем вы­нул из смя­той пач­ки си­га­ре­ту и под­нес ее к гу­бам. Оли­вье тут же чирк­нул швед­ской спич­кой и по­дал ку­зе­ну ого­нек с лу­ка­вой ми­ной:
— Я-то не ку­рю. Слиш­ком мо­лод!
Жан от­крыл бу­тыл­ку «мон­ба­зий­я­ка». С шу­мом вы­ско­чи­ла проб­ка. Она бы­ла длин­ной, и Эло­ди ска­за­ла, что это су­ще­ст­вен­но — зна­чит, ви­но хо­ро­шее. Его раз­ли­ли в три вы­со­ких бо­ка­ла, а в тот, что да­ли Оли­вье, до­ба­ви­ли «сна­до­бья док­то­ра Гус­те­на ». И все трое вы­пи­ли с вос­кли­ца­ния­ми: «За твое! Чин-чин!» Гу­бы у Эло­ди бы­ли влаж­ны­ми и бле­стя­щи­ми, она вос­клик­ну­ла: «Ох! Как вкус­но!» И эти ми­ну­ты, пол­ные ве­се­лья и ожив­ле­ния, бы­ли та­ки­ми при­ят­ны­ми, что ка­за­лось, так те­перь бу­дет все­гда.
Но Жан сно­ва на­хму­рил­ся, рас­се­ян­но щип­нул се­бя за кон­чик но­са, по­скреб от­рос­шую на под­бо­род­ке ще­тин­ку, под­нял бо­кал, слов­но со­би­ра­ясь пред­ло­жить тост, но вме­сто это­го рас­те­рян­но вы­го­во­рил:
— Мне на­до те­бе что-то ска­зать, Оли­вье, тем бо­лее что мы тут все вме­сте.
За­тем он про­из­нес не­сколь­ко ко­рот­ких фраз, ко­то­рые, ви­ди­мо, дав­но при­го­то­вил, и все же они про­зву­ча­ли весь­ма сум­бур­но:
— Мы ведь дру­зья, а? Ви­дишь, ка­кое у нас по­ло­же­ние… А ес­ли у Эло­ди бу­дет ре­бе­нок? Вот — на се­мей­ном со­ве­те… Нет-нет, не сей­час, не­дель­ки че­рез две… На­до с этим кон­чать… Но­та­ри­ус, да и дру­гие… Те­бе при­дет­ся жить у дя­ди… Они ведь бо­га­тые, сам зна­ешь. Тет­ка его пи­лит, ко­неч­но, но эти лю­ди с Се­ве­ра… Они мед­лен­но на что-то ре­ша­ют­ся.
Эло­ди от­пи­ла гло­ток ви­на и про­дол­жи­ла вслед за му­жем:
— Мы бы не прочь ос­та­вить те­бя, но па­рень ты не из лег­ких. Бро­дя­га, ло­дырь, да еще и крив­ля­ка. Нет, ты не лег­кий па­рень, а мы с Жа­ном мо­ло­ды. У дя­ди ты смо­жешь учить­ся, пе­ре­ста­нешь шлять­ся по ули­цам, бу­дешь иг­рать вме­сте с их сы­новь­я­ми. У них ведь да­же при­слу­га есть. Как бы ты сам по­сту­пил на на­шем мес­те?
Оли­вье низ­ко скло­нил го­ло­ву, слу­шал и смот­рел на пу­зырь­ки, под­ни­мав­шие­ся со дна его бо­ка­ла. Все эти сло­ва, хоть го­во­ри­лись они с вол­не­ни­ем и яв­ной не­охо­той, при­чи­ня­ли ему боль. Ему в та­ких слу­ча­ях хо­те­лось пла­кать, про­сить про­ще­ния, и в то же вре­мя он не мог по­ве­рить, что это страш­ное все же про­изой­дет. На­вер­ное, это од­ни сло­ва… Од­но за дру­гим, про­сто так, а зав­тра все бу­дет ина­че. Мо­жет быть, Жа­ну уда­ст­ся най­ти ра­бо­ту. Он ведь та­кой хо­ро­ший пе­чат­ник… Взрос­лые все­гда мно­го го­во­рят, а по­том ме­ня­ют свое мне­ние.
По­че­му он сей­час по­ду­мал о бас­сей­не на ули­це Ами­ро, о его го­лу­бой во­де, не­су­щей заб­ве­ние? Он как бы сам пре­вра­тил­ся в рыб­ку, пла­вал в этой про­зрач­ной яс­но­сти, и не бы­ло у не­го ни­ка­ких за­бот, толь­ко ощу­ще­ние неж­ных ка­са­ний во­ды, он сколь­зил в ней, сколь­зил… Маль­чик под­нял го­ло­ву и столк­нул­ся с су­ро­вы­ми гла­за­ми род­ных. Спро­сил их:
— А ес­ли бы я был рыб­кой?
Они с воз­му­ще­ни­ем по­ка­ча­ли го­ло­вой: что за не­ле­пый дерз­кий во­прос! Ну и па­рень, с лу­ны он, что ли, сва­лил­ся? Жан стро­го ска­зал:
— Иди, по­иг­рай на ули­це. Всем этим вы­ход­кам ско­ро бу­дет ко­нец!
Оли­вье не по­нял. Он раз­гля­ды­вал эти­кет­ку, на­кле­ен­ную на бу­тыл­ку. На ней бы­ли изо­бра­же­ны шпа­ле­ры ви­но­град­ных лоз, а за ни­ми боль­шой дом. Про­шло не­сколь­ко ми­нут… Жан раз­да­вил си­га­ре­ту в рек­лам­ной пе­пель­ни­це, за­жег вто­рую. Он не­сколь­ко ус­по­ко­ил­ся по­сле то­го, как ска­зал все. На­лил еще бо­кал ви­на, но Эло­ди шеп­ну­ла: «Не сто­ит, а?» Зав­тра Жан пой­дет в ти­по­гра­фию. По­ста­ра­ет­ся вес­ти се­бя сдер­жан­но; ес­ли не бу­дет ра­бо­ты для мас­те­ра, он со­гла­сит­ся на лю­бую — мыть и сма­зы­вать ма­ши­ны, под­ме­тать, упа­ко­вы­вать, раз­во­зить пе­чат­ные из­де­лия. Бог с ним, с этим дос­то­ин­ст­вом ква­ли­фи­ци­ро­ван­но­го ра­бо­че­го! У не­го же­на, он дол­жен за­бо­тить­ся об этом маль­чиш­ке — это и обезь­я­на пой­мет.
Он об­нял Эло­ди и по­це­ло­вал ее. От во­лос же­ны при­ят­но пах­ло ла­ван­дой. Эло­ди под­ня­ла го­ло­ву. Их по­тя­ну­ло друг к дру­гу. И Жан про­из­нес:
— Ну, улыб­нись, Оли­вье, и иди иг­рать. Все на­ла­дит­ся, вот уви­дишь. А кро­ме то­го, ведь мы ни­ку­да не де­нем­ся!
Ре­бен­ку не так уж хо­те­лось иг­рать, но он по­нял, что дол­жен их ос­та­вить на­еди­не: ви­дать, им не тер­пит­ся за­нять­ся той са­мой шту­кой . И Оли­вье бес­шум­но скольз­нул за дверь.
*
Па ули­це он уви­дел «двух дам», в их стро­гих кос­тю­мах, ак­ку­рат­ных гал­стуч­ках, с при­гла­жен­ны­ми по­ма­дой «Бе­кер­фикс» во­ло­са­ми; они шли под руч­ку к Мон­пар­на­су, в те са­мые за­ве­де­ния с джаз-ор­ке­ст­ра­ми, где они мог­ли встре­тить та­ких же, как они са­ми: в «Кол­ледж Ин », «Ужас­ные ре­бя­та », «Бос­фор », «Борд­жиа », «Жо­кей » и «Ви­кин­ги ». Там они по­тан­цу­ют тем­пе­ра­мент­ное, не­ис­то­вое тан­го, по­смот­рят на ино­стра­нок, плот­но при­жи­маю­щих­ся друг к дру­гу, а по­том от­пра­вят­ся ту­да, где бы­ва­ет бо­лее знат­ная пуб­ли­ка: в «Гранд Экар », или на эк­зо­ти­че­ский нег­ри­тян­ский бал в «Бе­лом Ша­ре », или в «Джунг­ли », где при­нят ко­ло­ни­аль­ный стиль.
Ре­бе­нок слы­шал обо всем этом из раз­го­во­ра ме­ж­ду Кра­сав­чи­ком Ма­ком и Ма­до, ко­то­рые, по-ви­ди­мо­му, то­же не­пло­хо зна­ли злач­ные мес­та. Этот Мон­пар­нас ка­зал­ся Оли­вье весь­ма да­ле­ким, а от­ра­ды его — ка­ки­ми-то не­по­нят­ны­ми, вро­де тех, что по­ка­зы­ва­лись в филь­ме «Од­на­ж­ды но­чью, под Ро­ж­де­ст­во », ко­то­рый он ви­дел в ки­но «Бар­бес ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108