Голос Персиваля сделался едва слышным, а глаза заблестели от слез:
– Несправедливо все это, ваше величество. Пеллам, как и любой другой монарх, горит желанием отдать свою жизнь за людей, но древние боги не желают его прибирать. Поэтому он и уверовал в Христа. По крайней мере, Бог-Отец каждый день посылает ему еду и надежду, и они величественной процессией шествуют через зал. Так вот, – глаза юноши засверкали, а в голосе послышалось изумление, – я сам однажды видел. Потрясающее зрелище: арфисты, певцы и много священников. А какие девушки! – На мгновение в его восклицании мне послышалось восхищение Пелли женщинами. – Вы не поверите, сколько там было девушек, и каждая несла какое-нибудь сокровище: копье, с которого сочилась кровь, серебряный поднос с черепом, драгоценная шкатулка с камнем. Удивительные, святые вещи. А посреди прекрасная дева с едой для больного короля под покрывалом из венецианской парчи. Как она была красива! Милорд, я потерял дар речи, когда увидел ее.
Звучало так, как будто Персиваль перепутал какое-то величественное торжество в Карбонике с тринадцатью сокровищами Британии. Без сомнения, юноша с поэтической душой слышал эту древнюю легенду от барда и решил, что видел все своими глазами.
– Я пытался выяснить имя этой девушки, но никто его не знал, – продолжал он. – Но живет она, несомненно, там, потому что каждый вечер, как говорит Галахад, участвует в этом ритуале.
При упоминании имени Ланс напрягся рядом со мной, и я поняла, что это был его сын.
– Галахад? – переспросил тут же заинтересовавшийся Артур.
– Мой кузен, – объяснил Персиваль и указал рукой на гибкого юношу, показавшегося из полумрака под хорами. – Позвольте мне представить Галахада, сына Элейн Карбоникской и королевского рыцаря Ланселота.
Мальчику было около пятнадцати. Он показался мне хорошо сложенным, но еще не вполне возмужавшим. Цвет его рыжеватых волос напоминал скорее материнские, чем черные локоны Ланселота. И черты лица были более утонченными и правильными, но не такими цельными. Из всех присутствующих мужчин он превосходил любого красотой, но, критически думала я, юноша никогда не станет таким привлекательным, как его отец.
– Не могу выразить, как я рад, что ты приехал ко двору. – Ланселот поднялся, чтобы заключить мальчика в отеческие объятия, но тот продолжал колебаться, ведь они не виделись с тех пор, как Элейн так поспешно появилась при дворе, а тогда он был еще ребенком у нее на руках.
– Ну что, разве я поступил неправильно, привезя вам лучший цветок Карбоника? – с пылом вмешался Персиваль. – Стоило таких трудов, чтобы мать разрешила ему поехать со мной… – Он покачал головой при мысли об упрямстве матерей.
Ланселот тут же оставил меня и пересел к сыну, и весь остаток вечера они знакомились друг с другом, а я исподтишка наблюдала за ними и надеялась, что все идет хорошо. Но на следующее утро Ланс вздохнул и покачал головой:
– Мы и в самом деле чужие, Гвен.
Мы прогуливались мимо лотков на базарной площади города. Совет начинался только в полдень, и я воспользовалась временем, чтобы купить подарки наиболее видным рыцарям Круглого Стола, поэтому и попросила бретонца пойти со мной.
– После первых радостей встречи, – продолжал он с оттенком грусти в голосе, – нам стало не о чем говорить друг с другом.
– Наверное, этого и следовало ожидать. Ведь он знает тебя только по песням барда, да по тому, что рассказывала о тебе Элейн.
Ланселот печально улыбнулся.
– Удивительнейшая вещь. Я здесь со своим сыном… сыном, которого мечтал узнать, и считал, что и он хочет познакомиться со мной. Но он наделяет меня такими заслугами, о которых я и не мыслил. Не имею представления, откуда берутся эти рассказы.
Я усмехнулась – так часто мне приходилось удивляться тому, как добрые подвиги обрастают самыми невероятными фантазиями. – Это случается с самыми лучшими из нас, – рассмеявшись, я задержалась, чтобы полюбоваться красивым шерстяным одеялом. – Сейчас он чтит в тебе героя, и от этого ему придется избавляться, но я уверена: в конце концов, вы поймете друг друга. Только позволь всему идти своим чередом. – Глаза Ланса осветились улыбкой благодарности за мое понимание, и мы долго смотрели друг на друга, выражая взглядом то, что никогда бы не решились высказать вслух. В следующую минуту я повернулась к продавцу.
Во время турнира Галахад и Персиваль вызывали бурный интерес, и там и сям разгорались бесконечные споры, насколько похожи мальчики на своих родителей. Как Пеллинор, Персиваль слишком увлекался и, когда сбил Кэя с ног, случайно задел руку сенешаля. Юноша тут же извинился, и Кэй принял его извинения с понятным раздражением. Персиваль, казалось, еще не знал меры своей силе.
Но вот Галахад по-настоящему завоевал сердца публики. Состязания шли, и становилось ясно, что он удивительно владеет мечом и когда-нибудь не уступит в этом искусстве отцу. К тому же у него были прекрасные во всех отношениях манеры. Когда турнир завершился, он стал уже любимцем Круглого Стола.
– Между нами больше официального уважения, чем настоящей любви, – заметил потом Ланселот. – Он пропитан насквозь безумным идеализмом и все время бормочет о кельтском достоинстве и христианской чистоте.
– Христианской? – мои брови взлетели. Насколько я помню, Элейн так же не доверяла этой религии, как и я.
– Это у него от деда, – задумчиво кивнул Ланс. – Но все перемешалось со знанием друидов и языческими обрядами; королевская клятва и прочее.
Принимая во внимание положение Пеллама, меня не удивило, какая каша образовалась в его голове, и беспокойство по этому поводу Ланса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149