в Карбонике хранится чаша, которая некогда содержала кровь Спасителя. Когда папа услышал об этом, он был просто возмущен… сказал, что наши верования вовсе прогнили… – Теперь священник и ел, и говорил одновременно, высасывая костный мозг и запихивая в рот новый кусок хлеба между фразами. – Раз церковь ее не признает, их «священная реликвия» – сплошное надувательство.
Многие из наших христиан при этом заявлении сразу ощетинились, а отец Болдуин чуть не назвал говорившего лжецом. Но все придержали языки, проявляя по отношению к гостю кельтское гостеприимство, хотя и очень обрадовались, когда он уехал на следующий день.
– Вот вам и священный сосуд, – фыркнул вечером Агравейн. – Вы что, не поняли, что отпрыск этого ханжи, Ланселота, решил заработать на подделке.
Я была в кладовой зала и пополняла запасы свечей, но оркнеец говорил совершенно свободно, явно не зная, что я так близко. Из всех сыновей Моргаузы он казался самым трудным человеком, жестоким и хитрым одновременно, и я никогда не могла с ним ладить.
– Я больше склонен верить Борсу, чем этому святоше, – заметил Гавейн. – Борс кристально честен и не привык врать.
– Не знаю. – Агравейн поигрывал кинжалом: то легко выдергивал его из-за пояса, то крутил пальцами, то засовывал обратно. Как большинство рыцарей, он редко сидел спокойно, всегда оттачивая свое военное мастерство. – Он ведь сам племянник Ланселота. И наговорит что угодно, чтобы ради отца этот пустой и надутый парень выглядел поприличнее. Знаете, – он понизил голос, – я не верю этому бретонцу. Вы никогда не думали, что, если бы не защитник королевы, мы были бы намного ближе к Артуру?
– Глупости, – объявил Гарет, поднимаясь, как сторожевая собака, на защиту хозяина.
– Кроме того, – добавил Гавейн, – Ланс переехал жить в Нортумбрию. Обвинять человека, которого здесь нет – не делает тебе чести. На твоем месте я бы думал, как лучше служить королю, а не марать репутацию соратника.
Милый Гавейн. Я вернулась к работе, радуясь тому, что он своей крепкой рукой успокоил ненадежного брата.
На следующей неделе дороги открылись полностью, и королевские гонцы со всех сторон ринулись к нам с новостями. Народ не бунтовал, кое-где жаловались, а кое-где появились проблески надежды. Увейн очистил северные подступы к Нортумбрии от саксов и сообщал, что построил, новые здания в Тирлингсе и Яверинге. Он приглашал, если сможем, посетить его летом. Артур прочитал послание вслух, и его бровь поднялась.
– Наверное, стоит воспользоваться случаем и укрепить наши связи, – предположила я, и Артур кивнул.
– Поедем летом его проведать после того, как переведем двор в Карлайл. – Мое сердце забилось: я давно уже не была дома, а год, когда мы ездили в Регед, всегда выдавался хорошим. Кроме того, оттуда было гораздо ближе до Джойс Гарда.
Внезапно на третьей неделе мая из Карбоника приехал Персиваль. Как обычно, он появился, когда мы обедали, и Лукан воспользовался случаем, чтобы торжественно объявить о его прибытии.
Младший сын Пеллинора спокойно пересек круг и преклонил колено перед Артуром. На голове его по-прежнему буйно вились кудри, а глаза лихорадочно блестели, как перед началом испытания. Но в остальном ему, кажется, удалось справиться со своей неуемной энергией. Я размышляла: успокоило ли его время, или новая манера стала следствием какого-нибудь мучительного опыта.
– Встань с колен, – приветливо произнес Артур, – и расскажи нам, как идут дела в Карбонике. Мы жаждем услышать новости.
Зал притих. Все глаза и уши обратились к Персивалю. Мне показалось, что даже лица, вырезанные на деревянных опорах, застыли, подражая людям. Я представила, как Красный Дракон, затаив огненное дыхание, ждет, что скажет юродивый.
– Печаль и чудо вместе, – загадочно начал он. – Они вместе приходят, вместе уходят и вызывают благоговейный трепет.
Недовольный ропот пронесся по залу. Одно дело слушать ради удовольствия, как Персиваль вьет нить волшебной сказки, совсем другое – получить такой странный ответ, когда ждешь новостей.
– Ты привез с собой Грааль? – выкрикнул кто-то, но Персиваль только покачал головой.
– Где же он тогда? – спросил Грифлет.
– Исчез. Исчез на небесах. – Тень пробежала по лицу Персиваля, но он заулыбался снова, когда начал говорить о Галахаде. – Когда он стал королем Карбоника, Мертвая земля принялась возрождаться – воды вернулись в русла рек, на лугах зацвели цветы. Прилетели птицы, лошади принесли жеребят, урожай вызрел богатым, и целый год страна благоденствовала. Так и предсказывал Галахад, когда возвращался к старым традициям, потому что видел в граале связующую нить между христианством и язычеством. Поэтому вокруг слышались хвалы и Христу и Богине. Я никогда не видел Галахада более счастливым. Он садился на обрыве или забирался на самую высокую точку крепостной стены и смотрел вокруг, наслаждаясь возрождением земли.
Тут голос Персиваля сделался тихим и скрипучим, и он опустил взгляд на угли в очаге. Я почувствовала перемену, и холодный страх заполз в мое сердце, а Персиваль продолжал свой рассказ о юноше, который не позволил свершиться королевской клятве в будущем.
– Люди любили нового короля, славили и восхваляли его, но Галахад всегда оставался скромен и говорил, что это не он, а грааль принес им избавление. Когда подошел праздник костров, он попросил меня помочь свершить тайный ритуал, пока остальные танцуют вокруг огня и радуются приближению лета. И вот, когда музыка и веселье были в самом разгаре, мы незаметно ускользнули и исчезли в тени. Он нес чашу Амид и направлялся с холма на дальнее поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149