Проклиная про себя старуху, я растирала руки Мордреду, стараясь их согреть. Его лицо побелело, и, застонав, он опустился на скамью. Я лихорадочно позвала на помощь. С Инид мы завернули юношу в одеяла, и Грифлет отнес его в мою комнату.
Когда мы уложили сына в постель и потеплее закутали, псарь спросил:
– Вы хотите, чтобы я посторожил?
Я покачала головой, радуясь, что могла доверять и ему, и Инид, зная, что больше об этом в доме никто не узнает.
– У него тяжелейшее потрясение. Самое лучшее для него – крепкий сон и горячий бульон.
Мордред проспал большую часть дня, а я сидела рядом и снова видела мальчика, который любил наблюдать за полетом золотистых орлов, обожал рассказы о Троянской войне и так боялся тайн лесных чащоб. Чистый ребенок, переданный моим заботам, был открыт для будущего, но попал в западню страшной тайны отца.
Снова и снова я вспоминала прошлое. Что можно было сделать, чтобы заставить Артура увидеть в Модреде мальчика, остро нуждающегося в отце, а не извечное напоминание о его постыдном поступке? Наверное, мужчины не так человечны, как женщины, и не было способа отвести руку судьбы от сына и отца.
К вечеру худшее осталось позади. Кошмарный сон сменился более спокойным пробуждением. Юноша лежал и смотрел на меня пустыми, печальными глазами, но их, как утром, уже не раскалывал мучительный ужас.
– Вам понадобится комната, – тихо проговорил он, разглядывая в окне молодой месяц, который, словно в колыбели, возлежал на вечерних облаках.
– Обо мне не беспокойся, – быстро ответила я, не желая отсылать его из этого спокойного гнезда. – Я пользуюсь королевской спальней, даже когда Артур в отъезде.
Он поднялся на локте и поморщился, то ли услышав имя отца, то ли от синяков на теле.
– Нет, миледи, я беспокоюсь не о вас, а о себе. Есть вещи, с которыми придется привыкать жить, и делать это лучше вдали отсюда. – Он сел в кровати, слабо улыбнулся и взял меня за руку. – Не стоит больше говорить об этом… Но прежде, чем мы предадим это дело забвению, я хочу, чтобы вы знали: вас я ни в чем не виню. – На мгновение в его голосе послышалась нежность. – Вы мне подарили лучшее детство, о котором только можно мечтать, стали мне замечательной матерью. Моргауза… – Мордред запнулся на имени. – Память о ней осталась в далеком прошлом и померкла во мне. – Он едва пожал плечами. – Но у меня к вам просьба. – Губы юноши сжались в плотную холодную линию, и он крепче стиснул мою руку. – Не говорите ничего королю. Я не хочу облекать в слова то, что он оставил невысказанным. Я никогда не заговорю об этом первым. Зачем? И прошу вас хранить мою тайну, как вы хранили его.
Темные глаза напряженно смотрели на меня. В них не было ни гнева, ни упрека, одна мольба. Чувствуя вину и печаль, не задумываясь о последствиях, я дала клятву.
– Ну, с этим покончено, – Мордред откинул одеяло и стал искать сапоги. – Надо ехать за Синриком, а то он решит, что с дороги меня утащили гоблины. – Его голос стал ломким, каким раньше не был.
Я смотрела, как он встает и потягивается, и думала, как он похож на отца. У двери юноша обернулся и улыбнулся насмешливой улыбкой:
– В конце концов, кому-то надо хранить честь двора короля Артура.
Ах, Мордред, если бы мы тогда преодолели пропасть, вытащили на свет потаенную муку, покончили с бессловесной враждой. Ни тебе, ни Артуру такой шаг не дался бы легко, но, по крайней мере, мы бы не дошли до этого.
Но у меня не хватило мужества отказать тебе в просьбе. А дав клятву, я загнала себя в тупик и в любом случае – проговорившись или сохранив молчание – становилась соучастницей твоего предательства… А ведьма из Вуки смеялась в своей пещере.
Через две недели вернулся Артур, приехал уставший, но счастливый. Неделя на дороге пропылила его с ног до головы.
– Друг Багдемагуса Гвинллив отлично управляется в Девоне, – рассказывал муж, пока я отскребала его в уголке сада, который оставила для купанья. Я взяла свежий кусок мыла, чтобы было побольше пены, а когда вылила ему на голову ушат дождевой воды, Артур принялся отфыркиваться, потом привстал и по-собачьи отряхнулся.
– В этих укреплениях на холмах полно крепких старых ветеранов и юнцов, готовых пойти на самого дьявола! Отрадно, что, несмотря на смерть Герайнта, у них такой высокий боевой дух. Как бы то ни было, то сражение их закалило, заставило держать ухо востро.
Муж пошарил рукой в поисках полотенца, обмотал его вокруг бедер и, роняя капли на землю, вышел из бадьи.
– А как смотрят на это союзные племена? – спросила я, думая о тех поселенцах, которые хранили верность британской короне. – Им не обидно, что к ним относятся с подозрением? В конце концов, мы не можем утверждать, что они встанут на сторону захватчиков.
– Справедливо, – теперь все свое внимание Артур отдавал полотенцу, которым тщательно себя растирал. – Мне нужно установить с ними прочные связи, показать, что мы их уважаем и хотим жить в мире не только как сюзерены.
Я смотрела, как он вытирал шею – гордый король в расцвете жизни: только виски начали седеть, и то не сильно. Он и понятия не имел, что приключилось в Вуки, а я не могла ему об этом поведать – не хотела разбивать счастья мужа, и к тому же тогда бы я нарушила обещание, данное Мордреду. И вот я, женщина, никогда не стеснявшаяся на язык, заглушила протесты собственного здравого смысла.
Вышло так, что Артур не требовал доклада Мордреда целую неделю, а за это время юноша вернулся из своего путешествия. Верховный король тщательно изучил его свиток, в котором рассказывалось о состоянии укреплений и поселений на Бристольском побережье, потом принялся расспрашивать о деталях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149