– Утром умер Гахерис. Значит, прежде чем скрыться, Ланс убил четверых.
«Что ж, – горько подумала я, – одной гадюкой меньше, и на том спасибо».
– Я… я заявил, что не буду судьей, – теперь Артур говорил очень тихо. Его гнев прошел, и он сосредоточился на печальных деталях спасения моей репутации от нападок Морганы. – Отец Болдуин предложил на мое место кого-нибудь от церкви, может быть, монаха Гилдаса.
– Нет! – Ни при каких обстоятельствах я не позволю судить себя этому тупоголовому резонеру. – Есть причины, по которым он не сможет быть беспристрастным. Отец отказал ему, когда он просил моей руки перед тем, как мы поженились с тобой.
– Как бы он с тобой справился? – удивился муж и долго оценивающе смотрел на меня. – Ему повезло, что не пришлось пробовать.
Наполовину скрытый комплимент лишил меня самообладания, и, несмотря ни на что, я улыбнулась и сделала шаг навстречу мужу.
– Артур, я говорю правду. Все совсем не так, как они преподносят. Мы с Лансом ни разу не были в одной постели.
– А если бы и были, это не мое дело. – Ответ прозвучал грубо, но он добавил гораздо мягче: – Спасибо, что сказала… Рад был узнать.
Это было невольным признанием. Слова прорвали завесу молчания, точно струйка воды, показавшаяся из трещины в плотине, которая уже не в состоянии сдерживать воды переполнившегося озера. «Вот теперь, – подумала я, – теперь у меня есть шанс, которого я ждала всю замужнюю жизнь. Нужно только его ободрить…» Но прежде чем я успела вымолвить имя мужа, в дверь громко постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Агравейн.
– Пора, ваше величество, – объявил он, неизвестно к кому из нас обращаясь. Артур побелел и отвернулся, а оркнеец грубо подтолкнул меня к двери. В коридоре я помедлила и бросила на мужа последний взгляд. Артур стоял там один – покинутый человек, ушедший в себя и раздираемый изнутри десятком демонов. Я отчаянно захотела к нему подойти, поддержать, помочь высказать боязни и ужасы, которые он так долго не признавал. Но Агравейн захлопнул между нами дверь и повел меня, всхлипывающую, в винный погреб, который они использовали как темницу.
После этого наступила тишина, и я изнывала в камере, отрезанная от друзей и свободы…
Могло оказаться хуже: страж не заковывал меня в кандалы. Кухарка каждый день посылала поднос горячей еды, и через высокое окно я могла смотреть на верхушки деревьев и небо. Даже полные безделья долгие дни не казались такими ужасными. Мучения приносила ночь.
Страшные сны – отвратительные кошмары, преследовавшие меня в моменты ужаса с самого детства. Я видела отца на вершине кострища на празднике костров. Он плясал и подпрыгивал там, только теперь не бросал в середину, как в жизни, тлеющие головни, а танцевал в самом центре этого ада, не пытаясь спуститься вниз, бесконечное число раз отдавая жизнь за свой народ, и я рыдала и просыпалась в слезах.
Или смех Морганы. Вкрадчивый радостный смех, потому что я потеряла ребенка. Гнев и беспомощная жалость к себе переворачивали все у меня внутри, и, когда я просыпалась, меня сильно мутило.
Но хуже всего, когда мне снился Артур, медленно, неотвратимо пронзаемый в сражении копьем, после того как вызвал на бой похитившего меня Маэлгона. Смертельно раненый, в последней агонии он слал мне сквозь сон все новые и новые волны боли, тянулся ко мне из темно-кровавой лужи отчаяния, и с криком я приходила в себя.
Так возвращались самые сильные страхи моей жизни, преувеличенно-гротескно шествовали передо мной в темноте. А когда они на короткое время исчезали, я молилась. Так же страстно, как за Ланса, когда он был недалек от смерти. Теперь я молилась, чтобы его миновали опасности и чтобы суд признал нашу невиновность.
К моменту суда мои глаза запали от недосыпания, дух ослабел от пережитого. Я медленно прошла через огромную комнату и как подкошенная рухнула на простой стул с жесткой спинкой, так непохожий на тот, резной, каким я пользовалась в свою бытность королевой. На том по крайней мере были подушки. Но Агравейн указал мне на этот.
Судьи на этот раз не было. Никто не согласился взяться за работу после того, как от нее отказался Артур. И в судей зачислили всех домашних. Я медленно обвела глазами комнату, с удивлением заметив в ней столько незнакомцев. И лишь изредка попадались родные лица: Инид и Элизабель сидели вместе, Линетта с новорожденным на руках, Фрида держала на коленях внука, повариха так и не успела снять передник. Присутствовала там и Нимю, но она, как и положено жрице, держалась ото всех в стороне.
Я видела, как ерзали среди мужчин рыцари – поправляли перевязь, рассматривали сапоги, поигрывали кинжалами. Гарет и Грифлет поймали мой взгляд и ободряюще улыбнулись, Гавейн уставился в потолок, Кэй расположился рядом с Артуром, а по другую сторону сел Паломид и что-то шептал королю на ухо. Иронсид избегал моих глаз.
С обвинениями против меня выступил Агравейн. Он расхаживал с важным видом в небольшом свободном пространстве посередине собравшихся и подкреплял свои аргументы театральными жестами.
– Захвачена в собственной спальне, – с ударением произнес он, – голой в объятиях любовника…
– Я не была голой, и мы стояли, – попыталась я перебить обвинителя, но голос оказался настолько слаб, что Агравейн не обратил внимания на мое замечание.
Сжимая в руке письмо Морганы, смазливый оркнеец заявил, что Артур достоин лучшей жены. Я разглядывала его и размышляла, что его заставляло так обрушиваться на меня. Его ревность к Ланселоту была хорошо известна, как и приверженность фее Моргане, которая сняла с него грех убийства матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149