Когда поэту исполнилось 60 лет, он в своей крупнейшей поэме
"Искандер-намэ" написал:
Так о годах промолвлю, хоть это старо:
Время жизни - колодец, веревка, ведро.
Коль ведро из колодца выходит пустое,
Размышлять, сколь протяжна веревка, не стоит.
Я сказал - и ушел, и оставил тетрадь,
Не годится мой сказ мимоходом читать[Отрывки из "Искандер-намэ"
Низами здесь и дальше привожу по изданию: Низами. Искандер-намэ. М.,
1953.].
И хотя мусульманину полагалось хвалить пророков Аллаха, Низами
нашел для изображения Искандера не только светлые, но и теневые
краски. Он не видит разницы между государями, исповедующими разные
веры, но ведущими истребительные войны. Какими бы благовидными
предлогами они ни прикрывались, их действия не оправданы, если они
несут народам ущерб, нищету. Ибо
Хоть стремленье владык благотворно, - но все же
Не всегда ли оно с разорением схоже?
И хотя Коран не выступает против неравенства и даже рабства, в
"Искандер-намэ" недвусмысленно осуждено положение, когда
Над халвой у печи гнутся многие люди,
Но халву - одному преподносят на блюде.
Обширность территории, на которой вел войны Искандер, дала
возможность Низами сказать о всех известных ему частях света. И едва
ли не повсеместно его главному герою - полководцу, царю, пророку
Аллаха, проповеднику и "искателю истины" - Искандеру Зу-ль-Карнайну
открывалась безотрадная картина. Так, на южном просторе он встретил
крестьян, любящих свой земледельческий труд, но подавленных
непосильными податями и беззаконием правителей - владетельных
феодалов, за взятки выдающих бераты - документы на получение сборов,
причитающихся казне с того или другого селения. Размер податей,
взимавшихся по таким бератам с помощью вооруженных воинов, во много
раз превышал установленные нормы и вконец разорял тружеников. Не
выдерживая гнета, крестьяне бежали из родных селений, оставляя
невозделанными пашни.
Низами критикует эти порядки, продолжавшие существовать и в его
время, в феодальном обществе XII века, в том числе у него на родине, в
Азербайджане. Своего Искандера он прославляет не как захватчика, так
как считает, что тот способен упразднить беззаконие и произвол,
покончить с царящей на земле несправедливостью; далеко не на первом
месте у Низами и пророческие прерогативы его главного героя. Напротив,
Низами подчеркивает, что войны, которые ведет Искандер, ничем не лучше
агрессии любых других захватчиков, царей, какой бы веры они ни
держались.
Исторический Александр Македонский не был в Китае. Однако он был
в Средней Азии и Северо-Западной Индии. И здесь, как и в других
странах, он не столько строил и украшал города, сколько разрушал их,
превращая в руины и истребляя население. В Средней Азии, где Александр
Македонский едва ли не впервые встретил ожесточенное сопротивление
народа, завоеватель проявлял крайнюю жестокость. В одном Согде и его
городах, главным из которых являлся Самарканд, было истреблено не
менее 120 тысяч человек. Недобрая память об этих бесчинствах
сохранялась века.
То, что эта поэма Низами написана всего лишь за 15-20 лет до
того, как в Закавказье вторглись полчища Чингис-хана, говорит о силе
антивоенных настроений, существовавших на его родине, как и в других
странах Ближнего и Среднего Востока. Ведь жители этих районов после
походов Александра Македонского пережили немало и других
истребительных войн, и в их числе завоевания Арабского халифата, 17
разорительных походов в Северную Индию султана Махмуда Газневида (ок.
969-1030), сельджукские завоевательные походы XI-XII веков да еще
большое число "местных" усобиц между феодалами, большинство которых
также выдавалось за "войну за веру" - джихад, газават. Их "опыт",
естественно, тоже не мог не быть учтенным тем, кто, подобно Низами,
писал об Александре-Искандере.
Итак, если те или иные страницы истории народов и раскрываются
через персонажей, упомянутых в Коране, то в произведениях писателей
стран распространения ислама они включают немало дополнительного
материала, отражающего элементы фантастического и реалистического,
возникшего в последующие века. Требования, которые стояли перед
составителями Корана, как ни парадоксально, привели также к тому, что
оставленные в нем без конкретизации имена и прозвища, относящиеся к
деятелям периода возникновения ислама, смогли быть конкретизированы и
поняты тоже лишь при условии привлечения литературных и изустных
источников, особенно хадисов, ахбаров, Сунны и других, многие из
которых относятся к более позднему времени.
Пример пояснит сказанное.
Одной из выразительных, динамичных сур Корана, насчитывающей
всего пять аятов, является 111-я, перевод которой, на наш взгляд,
весьма удался Г.С. Саблукову: "Да погибнут руки у Абу-лагаба, да
погибнет он! Ему не принесет пользы имущество его и что приобрел он.
Непременно будет гореть он в пламенеющем огне, а его жена будет носить
дрова для него: на шее у ней будет вервь из пальмовых волокон". Вот и
весь ее текст. К русскому переводу Саблуков счел необходимым дать
примечание: "Произносится угроза Абд-уль-уззе, названному здесь
Абу-лагаб - "отец пламени", то есть заслужившим муку в пламени геенны,
и жене его, Уммуджамиле, дочери Абу-Суфиана"[Коран. Перевод с
арабского языка Г.С. Саблукова. 3-е изд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104