Эти мотивы не были случайны, они волновали многих. И лишь приняв
их во внимание, можно понять сообщавшиеся пророками "откровения" с
обещанием близких перемен в жизни арабов. Пророки говорили о
приближении "вести", когда грядет "час", после которого все невзгоды
арабов прекратятся. Успокаивая, Коран не раз сообщает, что этот час
непременно наступит (15:85; 20:15). Из Корана же видно, как такие
проповеди вызывали вопросы: "Когда он наступит?" (79:42), "К какому
времени он приурочен?" (7:186). Спорили о том, когда придет этот "час"
или "день" и "весть" о нем: "О чем расспрашивают они друг друга? О
великой вести, о которой они между собой разногласят? Действительно,
скоро они узнают ее; да, действительно, скоро узнают" (78:1-5). Но так
как, несмотря на такие заверения, "час" не наступал, а жизнь была все
так же тяжела, беспокоившихся стали успокаивать: "Поведенное богом
наступит: не просите, чтобы оно ускорилось" (16:1). "Всему есть
определенная пора" (20:129). "Следуй же за тем, что внушается тебе, и
терпи, пока Аллах не рассудит: ведь он - лучший из судящих!" (К.,
10:109) и т. п.
Такие проповеди пророков, полные призывов к терпению, конечно, не
звали людей бороться за лучшую долю, а, напротив, могли лишь отвлекать
их от борьбы, обезоруживать. Но в обещаниях пророков были и доводы,
отражавшие настроения масс и поэтому получавшие широкое
распространение, особенно в Мекке, Йасрибе и таких земледельческих
областях, как Йемама, где было много иноверцев и где население
страдало от междоусобиц разных родов и племен. В Йемаме глава племени
бану-ханифа находился в вассальной зависимости от сасанидского Ирана,
хотя и принял христианство. Жившие в йасрибе и часто враждовавшие
между собой племена аус и хазрадж одно время платили дань тому же
Ирану и испытывали гнет со стороны племен иудеев бану-курейза и
бану-надир, с помощью которых правившая иранская династия Сасанидов
пыталась осуществлять свое господство. Среди иудеев Аравии в то время
получили широкую известность мессианские идеи, ожидание прихода
мессии.
Весьма характерно также, что даже, рисуя фантастические картины
наступления "последнего часа" (вроде: "Когда солнце обовьется мраком,
когда звезды померкнут, когда горы с мест своих сдвинутся... когда
звери столпятся, когда моря закипят... когда небо, как покров,
снимется, когда ад разгорится и когда рай приблизится", 81:1-3, 5-6,
11-13), Коран находил слова для осуждения обычаев первобытнообщинного
строя, пришедших в противоречие с развитием общества. В приведенной
тираде критике подвергнут жестокий обычай закапывания новорожденных,
если первый ребенок в семье - девочка. Там сказано: "...когда
похороненная живою будет спрошена: за какой грех она убита?" (81:8-9).
Безусловно, такие проповеди не могли иметь одинакового и
одновременного успеха среди всех слоев населения. Правящие круги
курейшитов и жречество не скрывали своего отрицательного отношения к
подобным проповедям. И неудивительно, что, как следует даже из
сравнительно скупых преданий и легенд о жизни Мухаммеда в Мекке,
пророк должен был проявлять там немало осмотрительности и постоянного
такта. Своих потенциальных противников или соперников ему приходилось
усматривать здесь не только среди курейшитской знати и жречества -
кахинов, поддерживавших культ доисламской многобожной Каабы, но также
в лице популярных проповедников, близких к ханифам. Беспокоил его и
возросший авторитет среди курейшитов и близких им родов и племен
поэтов и чтецов-декламаторов - ша'иров и рави, которые выступали на
устраивавшихся близ Мекки ярмарках. Не случайно поэты оказались
заклейменными в Коране.
"Не сообщить ли мне вам, на кого нисходят сатаны (шайтаны. -
Л.К.)? - читаем в 26-й суре Корана, носящей название "Поэты". -
Нисходят они на всякого лжеца, грешника. Они извергают подслушанное,
но большинство их лжецы. И поэты - за ними следуют заблудшие. Разве ты
не видишь, что они по всем долинам бродят и что они говорят то, чего
не делают..." (К., 26:221-226). Исключение допущено лишь для тех, кто
уже успел принять сторону проповедников ислама: "...кроме тех, -
добавлено, - которые уверовали и творили добрые дела и поминали Аллаха
много" (К., 26:227).
Это же показывает, что в Коране имеются тексты, продиктованные
сравнительно быстро менявшейся обстановкой периода пророческих
движений, который в Хиджазе являлся и временем раннего ислама. В сурах
Корана, которые можно рассматривать как отражение этого отдаленного
времени, встречаются не только сухие и монотонные религиозные
предписания и проповеди, но и яркая, пылкая образная речь, емкие
словосочетания и красочные сравнения, напоминающие художественные
богатства крупнейшего литературного памятника древних арабских племен,
знаменитые "Дни арабов" ("Айям аль-араб"). В этих образцах древней
арабской поэзии и прозы, записанной в VIII-Х столетиях, немало того,
что так или иначе перекликается с сурами Корана. И это несмотря на
настойчивое требование Корана не путать проповедника ислама с поэтом,
или, иначе, с "ведуном", излагающим свои пустые мечтания - "пучки
снов" (К., 21: 5), видения "поэта одержимого" - меджнуна (К., 37:35).
Коран подчеркивает: проповедь посланника бога - "не слова поэта" (К.,
69:41), Аллах "не учил его стихам, и не годится это для него" (К.,
36:69).
В этих аятах, впрочем, немало и непоследовательного, что
становится особенно ясным при их сравнении с другими стихами и сурами
и с установленным наукой фактом, что именно ко времени возникновения
ислама у арабов сложилось межплеменное наддиалектное наречие, своего
рода арабское койне, которое легло в основу языка как древнеарабской
поэзии и прозы, так и Корана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104