Говорят, такое и в наши дни случается - с подхватившими СПИД... А
того экспедитора законвоировали: Чиче потребовал. Сам Антон стра-
дал от другой болезни - он был наркоманом, сидел на понтопоне, ко-
торого в санчасти хватало. Но начальство закрывало на это глаза -
и правильно делало.
Кстати - упоминавшийся выше Васёк Чернобров был, ко всему,
сифилитиком. Это он заразил малолетку-дневального. Я спросил у па-
цана: зачем пошел на такое дело? Он грустно усмехнулся - разве
жалко? Сказал:
- Люди хлебом делятся.
Чернобров запугивал его, требуя молчания: он не хотел, чтобы
кум узнал, кто "наградил" парнишку: боялся лишиться своей завидной
должности - и только; а стесняться гомосексуальных связей у блат-
ных было не принято. Еще когда нас уводили с Чужги, вдогонку ко-
му-то из босяков его товарищ, на этот этап не попавший, но уже
побывавший на Алексеевке, весело крикнул:

- 267 -

- Передавай привет! У меня там две жены - Машка и Чарли!
Этот "Машка" пользовался у любителей особым успехом. О нем
отзывались с восхищением:
- Подмахивает, как баба!
Кто его знает, может, действительно получал удовольствие. Но
в большинстве случаев гомосексуалистами молодых ребят делали не
природные склонности, а голод и желание найти покровителя.
Главным совратителем был завкаптеркой по кличке Горбатый.
Горбат он не был; высокий, но как-то странно переломленный в поя-
се: длинные ноги и длинное туловище под углом 45 градусов к ногам.
Мрачный, крайне неприятный субъект.
Считалось, что он не пропускает ни одного мало-мальски смаз-
ливого "молодяка", попадавшего на Алексеевку. Прикармливал их,
подманивал - как зверьков... Мерзость, да. Но честное слово, не
самое страшное из того, что творилось на штрафняке.
И всё-таки, когда пришел "наряд" - меня и еще человек двад-
цать отправляли на этап - я не хотел уезжать. Знал утешительную
лагерную поговрку: "Дальше солнца не угонят, меньше триста не да-
дут", и все-таки... Тут, на Алексеевке, хоть всё понятно; а угонят
неизвестно куда - что там ждет? Попробовал отвертеться - не вышло.
Но скоро утешился: нарядчик сказал по секрету, что этап идет
на Инту. А я уже знал из маминых писем, что на Инте Юлик Дунский;
он теперь в каком-то особом лагере, откуда можно посылать только
два письма в год, так что я не должен обижаться на его молчание.
Женя Высоцкий пронес в зону поллитра, и мы всей компанией вы-
пили за то, чтобы мне в Инте встретиться с Юликом.****)



- 268 -

Примечания автора:

*) Грамотных на штрафняке было не густо, и меня сразу взяли в
бухгалтерию. Начальником лагпункта был офицер со странной фамилией
Цепцура. (Или Сцепура?.. Нет, Сцепура это старший агроном на
15-м). Цепцура откровенно пренебрегал рекомендациями оперчекист-
ского отдела и на все хозяйственные должности ставил контриков.
Эти, говорил он, воровать не будут.
**) На Инте, в Минлаге, такого быть не могло. Во-первых, там
стояли возле каждого барака так называемые "писсуары ночного вре-
мени" - сооружения из снежных кирпичей, нечто вроде эскимосского
иглу, но без крыши. А во-вторых, к тому времени Черноброва уже не
было в живых: зарубили топором блатные.
***) Директором ГВИ им.Броннера был сам профессор Броннер -
пока его не посадили в 37-м году. Такое тогда практиковалось. Имею
в виду не аресты, а то, что учреждениям присваивались имена их ру-
ководителей. Так, Мейерхольд руководил театром им.Мейерхольда. А
одессит Столярский, рассказывают, садясь на извозчика, так и гово-
рил ему: "В консерваторию имени мине!"
****) Я пишу то "в Инте", то "на Инте": мы говорили и так, и
этак. (То же и с Воркутой: и "в Воркуте", и "на Воркуте".) Возмож-
но, это идет с тех давних времен, когда первые этапы прибывали на
речку Инту и на станцию Инту. Поселок образовался потом - и со
временем стал городом.



- 269 -

XII. "ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ"

Нас перегнали на центральный лагпункт. Чтобы не разбрелись по
зоне, на ночь заперли в буре - вместе с другой партией зеков, не
знаю, откуда прибывшей.
Два ворёнка крутились возле латыша, владельца соблазнительно-
го чемодана. Выбрав момент, они выхватили чемодан - "угол", по-их-
нему - из под его головы и потащили в свой куток. Латыш беспомощно
оглядывался, жалобно выкрикивал "Помогите, помогите", но помочь
ему никто не спешил. И мне стало противно. Если бы эти двое были
серьёзные воры! А то ведь шакалы, торбохваты... Среди взрослых му-
жиков они чувствовали себя неуверенно - но не получив отпора, наг-
лели с каждой минутой.
Я поднялся с нар, подошел, рванул на себя чемодан. Силенок у
них было маловато; в драку гаденыши не полезли, но один, пискнув
как крыса, укусил меня за палец. Победа досталась мне очень недо-
рогой ценой. Я отдал чемодан хозяину. Он не поблагодарил: смотрел
на меня с подозрением - видно, ждал, что я потребую свою долю...
Мне стало еще противнее.
На утро нас рассортировали. Похоже было, что на Инту со мной
пойдет только пятьдесят восьмая, причем большесрочники. Из пунктов
преобладали тяжелые: 6-й - шпионаж, 8-й - террор, 14-й - саботаж.
Хотя и "предателей" (58.1а, 58.1б) было достаточно. К нам добавили
человек сто, пришедших с других лагпунктов, и повели на станцию,
грузиться в краснухи. К моей большой радости, в один вагон со мной
попал киевский паренек Сашка Переплетчиков. Мы подружились еще в
Кодине, на комендантском. Напомню: это он разделывал на циркульной
пиле забредшую в оцепление козу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144