А у Валерика волос нету,
Зато есть лысина телесного цвета.
Раньше на ней были волосы,
А теперь - лысозащитные полосы...
А Минна Соломоновна слабеньким дребезжащим голосом пела нам
всякие песенки - немецкие, еврейские, польские:
Тонте строне Вислы
Компалася врона.
Пан капитан мысле,
Же то его жона.
- Пане капитане,
То не ваша жона,
То ест малый пташек,
Назваемый врона.
Жорка называл маму Юлика поначалу фрау Минна, потом - Соломоновна,
а под конец - Саламандровна. Прозвище закрепилось, многие думали,
что это ее настоящее отчество.
В Инте Минна Соломоновна была самым старым человеком: в
основном поселок населяли тридцати-сорокалетние. Оно и понятно:
воевавшее и угодившее в лагеря поколение. К мудрой Саламандровне
приходили советоваться по самым неожиданным вопросам. Она была
тактична, доброжелательна, а памятью обладала просто феноменальной
- на имена, на даты, на события. Может быть это объяснялось ее
слепотой: Минна Соломоновна различала только контуры предметов, а
читать давно уже не могла. Для нее мы купили недорогой
радиоприемник "Рекорд".
Именно она - исповедница, советчица и всеобщая заступница -
послужила прототипом старика из чухраевского фильма. Отчасти и
старухи, но больше - старика.
Посреди зимы, в лютые морозы, отказала печь: кое-как сложенные
кирпичи разъехались и завалили дымоход. Топить по-черному мы не
решились, но Жора нашел выход - в тот же день притащил с шахты
"крокодила". Это обрезок водопроводной трубы, обмотанный асбестом
и обвитый нихромовой проволокой. Строители подключают крокодила к
сети и сушат сырую штукатурку ускоренным методом.
Мы поставили крокодила под кровать фрау Минны - чтоб не увидел
контролер электросети - если вдруг нагрянет. Мощность нелегального
обогревателя была, думаю, не меньше пяти киловатт. Но никто нас не
накрыл, и две зимы мы прекрасно обходились без печи. Радовались:
не надо заботиться о дровах.
В нашем зоопарке появился еще один жилец. Историю его появления
я стихами изложил в письме к маме - позавидовал Юлику.
Однажды в студеную зимнюю пору
Я из дому вышел. Был сильный мороз.
Гляжу, на снегу воробьенок, который
Клюет - извини - лошадиный навоз.
Взъерошенный, жалкий, он прыгал по снегу,
Он весь посинел и от стужи дрожал...
Он сделал, конечно, попытку к побегу,
Но доблестный Робин его задержал.
Дальше описывалось, как мы его отогрели и как он разбойничал в доме,
за что получил кличку Степан Разин. Куда он потом девался -убей
бог, не помню! Голда его не съела; скорее всего выпустили на волю
по настоянию Минны Соломоновны...
В начале 55 года в гости к нам приехал Миша Левин. В первый же
день показал фотографию молоденькой жены, Наташи. Мы одобрили.
Мишка навез кучу подарков - фотоаппарат "Зоркий", пишущую
машинку... Машинка - "Москва" - как бы намекала, что мы еще
вернемся и будем писать. А фотоаппарату я обязан всеми снимками
наших интинских друзей, которые теперь разбросаны по разным
альбомам - снимки, а не друзья. Друзья разбросаны по разным
странам - Латвия, Украины, Россия, Германия, Америка, Израиль. В
Израиль, кстати, уехал и "Зоркий" - мы передали ему очень славному
парню Абрашке Версису.
А Мишке мы подарили "Лучшего из них", специально к его приезду
восстановленного по памяти и переписанного разборчивым почерком;
посвятили рассказ "Мишаньке Левину". С этим посвящением, с
предисловием доктора физико-матемаических наук М.Л.Левина и
замечательным послесловием Наташи Рязанцевой рассказ напечатан в
журнале "Киносценарии". И в Америке тоже его напечатали - в лос-
анжелесской "Панораме". (По-русски, конечно: феню переводить -
только портить). Вот уж не думали, что доживем до времен, когда
такое можно будет опубликовать!.. Юлик и не дожил. Да и Мишка двух
месяцев не дожил до выхода номера.
В Инте мы водили Мишаню по всем знакомым, хвастались им. Каждый
вечер приходили ребята и к нам - поглядеть на человека, который,
сам замаранный, отважился на такую поездку. Это ведь только сейчас
кажется, что в хрущевскую оттепель можно было болтать что попало и
водиться с кем хочешь. Часть зубов МГБ под растеряло; но и
оставшихся хватило бы, чтоб загрызть оступившегося.
Слушая рассказы новых знакомых, Миша по ночам делал заметки в своем
блокнотике - чтобы не упустить чего-нибудь, когда будет
пересказывать в Москве. После его смерти Наташа дала мне эти
листочки: даже в записях для себя он боялся называть имена,
обходился инициалами. Мы ведь тоже не решились вынести из зоны
составленный в лагере словарик фени. А там была уйма слов и
выражений, которые я начисто забыл. Мы вложили его в металлическую
трубку, Сашка Переплетчиков ее запаял, и мы закопали этот подарок
археологам возле терриконика.
Большое впечатление на Мишаньку произвел Григорий Порфирьевич Кочур,
что не удивительно. Кочур был доцент киевского университета, поэт
и переводчик. Рассказывали, что в лагерь ему прислали из Киева
несколько книг на румынском языке - посылавший не разобрался,
думал что книги французские. И Григорий Порфирьевич научился
читать по-румынски: не пропадать же добру!
Ходил в Инте и такой рассказ. На шахте з/к Кочур работал то ли
экономистом, то ли нормировщиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144