разве это антисоветские разговоры? -

- 8 -

Волков, вздохнув, терпеливо разъяснял мне, что к чему.
- Сознайтесь, Фрид - вы сказали бы об этом у себя в институ-
те, на комсомольском собрании?
- На собрании? Нет, не сказал бы.
- Так как же назвать такие высказывания? Советские?
- Ну... Не совсем... Несоветские.
- Фрид, вы же интеллигентный человек. Будьте логичны. Несо-
ветские - значит антисоветские. Великий гуманист Максим Горький
очень точно сформулировал: кто не с нами - тот против нас.
- Но почему антисоветская группа?
- Что же вы, сами с собой разговаривали?
- В компании друзей.
- Давайте я вам покажу толковый словарь Даля или Ушакова...
Компания, группа - это же синонимы! Заметьте, никто не говорит,
что у вас была антисоветская организация. Группа. Группа была...
Вы согласны?
Я соглашался. Сначала с тем, что несоветское и антисоветское
- это одно и то же, потом, что группа это не организация, потом
еще с чем-то, и еще, и еще. Соглашался, хотя уже понимал: коготок
увяз - всей птичке пропасть. Но ведь мы не считали себя врагами;
комсомольцы, нормальные советские ребята, мы чувствовали за собой
вину - как ученики, нарушившие школьные правила. И изо всех сил
старались доказать учителям, что мы не такие уж безнадежные: види-
те, говорим правду; то, что было, честно признаем.
Если бы мы и вправду были участниками вражеской группы или
там организации - это для них разницы не составляло, - то и держа-
лись бы, думаю, по-другому. Хитрили бы, упирались изо всех сил.
Конечно, под конец они все равно сломали бы нас - но не с такой

- 9 -

легкостью. Меня ведь и не били даже. Сажали два раза в карцер**)
на хлеб (300 г) и на воду; держали без сна пять суток - но не лу-
пили же резиновой дубинкой, не ломали пальцы дверью.
На основании личного опыта я мог бы написать краткую инструк-
цию для начинающих следователей-чекистов: "Как добиться от подс-
ледственного нужных показаний, избегая по возможности мер физичес-
кого воздействия".
Пункт I. Для начала посадить в одиночку. (Я сидел дважды, две
недели на Малой Лубянке и месяц на Большой).
Пункт II. Унижать, издеваться над ним и его близкими. ("Фрид,
трам-тарарам, мы тебя будем судить за половые извращения. "Поче-
му?" - "Ты, вместо того чтобы е... свою Нинку, занимался с ней ан-
тисоветской агитацией").
Пункт III. Грозить карцером, лишением передач, избиением, де-
монстрируя для наглядности резиновую дубинку.
Пункт IV. Подсадить к нему в камеру хотя бы одного, кто на
своей шкуре испытал, что резиновая дубинка - это не пустая угроза.
(С Юликом Дунским сидел Александровский, наш посол в довоенной
Праге. Его били так, что треснуло нёбо. А я чуть погодя расскажу о
"териористе" по кличке Радек).
Пункт V. Через камерную "наседку" внушать сознание полной
бесполезности сопротивления ... и т.д.
Думаю, что подобная инструкция существовала. Во всяком слу-
чае, все мои однодельцы подвергались такой обработке. Различались
только частности; так, Шурику Гуревичу его следователь Генкин,
грузный медлительный еврей, говорил:
- Гуревич, лично я не бью подследственных. Я позову трех над-
зирателей, вас положат на пол, один будет держать голову, другой

- 10 -

ноги, а третий будет бить вас по пьяткам вот этой дубинкой. Это
очень больно, Гуревич, - дубинкой по пьяткам!
Гуревич верил на слово и подписывал сочиненные Генкиным "при-
знания". Излюбленную следователями формулу "готов дать правдивые
показания" мы несколько изменили (в разговорах между собой, конеч-
но): "готов дать любые правдивые показания". Должен сказать, что
после первых недель растерянности и острого ощущения безнадежности
к нам возвратилась способность шутить, относиться к своему положе-
нию с веселым цинизмом. Ведь были мы довольно молоды - 21-22 года;
а кроме того, инстинкт самосохранения подсказывал, что чувство
юмора поможет все это вынести.
Ну разве можно было без смеха выслушивать такое:
- Вы с Дунским пошли в армию добровольцами, чтобы к немцам
перебежать.
- Расстегнуть ширинку, показать?
- Ты эти хохмочки брось! Знаешь, сколько на этом стуле сидело
евреев - немецких шпионов?! - Это говорилось с самым серьезным ви-
дом. Впрочем, у них достало здравого смысла эту версию не разви-
вать: хватало других обвинений. А в том, что мы все подпишем, они
не сомневались.
Меня следователь пугал:
- Мы из тебя сделаем мешок с говном!
- А из говна конфетку? - слабо окусывался я.
Близко познакомился с резиновой дубинкой Юлик Дунский. Было
это так. В середине следствия (а мы провели на Лубянке почти год)
Юлика повели на допрос не к его следователю, а куда-то в другое
место. Ввели в комнату, где сидел за маленьким столом и что-то пи-
сал незнакомый офицер; подвели к шкафу - обыкновенному платяному

- 11 -

шкафу с зеркальной дверцей - и сказали:
- Проходите.
Он не понял, даже немного испугался: в шкаф? Может, это каме-
ра пыток? Но шкаф оказался всего лишь замаскированным тамбуром пе-
ред дверью генерала Влодзимирского - начальника следственной части
по особо важным делам.
Генерал был импозантен: не то поляк, не то еврей с черными
бровями и седыми висками.
- Садитесь, Дунский, - сказал он. - И расскажите мне откро-
венно, что у вас там было.
И Юлик решил, что вот наконец появился шанс сказать большому
начальнику всю правду, раскрыть глаза на беззакония его подчинен-
ных:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144