После работы мы соби-
рались у него в каморке (он там не ночевал, только обрабатывал
шахтстроевские наряды). Его помощником был эстонец по фамилии
Нымм; при нем мы болтали, не стесняясь - эстонцы народ надежный.
Еще одним членом компании стал электрослесарь Борька Печенёв,
горьковчанин. Этот тоже был начинен всевозможными историями. Он и
предложил: а давайте устроим конкурс - пускай каждый напишет расс-
каз на лагерную тему. Жора Быстров отказался писать, а остальные
решили: почему не попробовать? Бумага была под рукой, сели писать.
Рассказики получились короткие. К нашему удивлению, Женины
истории, которые он рассказывал просто артистически, на бумаге
превратились в вялое школьное сочинение. Борькино произведение то-
же не блистало - как и мое. Победу единогласно присудили Юлику.

- 341 -

Нас с ним позабавил ряд совпадений. Он писал от первого ли-
ца, лирическим героем сделав вора, - и я тоже. У него была любовь
и измена - у меня тоже. У него карточная игра - и у меня. У него
герой убивал возлюбленную... Вот тут было расхождение. Мой только
пришел с топором к ней, спящей - и пожалел. Порубил все шмотки,
которые дарил - так у блатных было заведено, - и тем дело кончи-
лось. Оно и естественно: у Юлика главным действующим лицом был ре-
шительный и жестокий сука, а у меня - довольно жалкий полуцвет. Из
моего рассказика я запомнил только одну фразу: "Но нам сказали,
что вы рецидив и к амнистии не принадлежите". А у Юлика ... Коро-
че, в воскресенье мы сели вдвоем сочинять второй вариант его исто-
рии. Совсем как в самом начале нашего соавторства, когда сочиняли
в восьмом классе пародию на "Дети капитана Гранта".
Получился довольно длинный рассказ, почти повесть - "Лучший
из них".


Примечания автора:

*) Игорь стал в войну корреспондентом армейской газеты. Надел
офицерские погоны, вступил, скорей всего, в партию - но вот ведь,
не побоялся написать мне в мой первый лагерь прекрасное письмо,
полное тревоги и сочувствия. Писал, что ни одной минуты не верит в
нашу виновность, спрашивал, не надо ли чего прислать? Я не ответил
и просил маму объяснить Игорю, что незачем ему рисковать, больше
писать не надо... Еще одно письмо я тогда же, в 45 году, получил
от вгиковки, очень милой девочки Вали Ерохиной (потом она вышла
замуж и стала Яковлевой). Она писала о себе, о новых подругах,

- 342 -

рассказывала об институтских новостях. "Есть женщины в русских се-
леньях!" И мужчины... Валечке я тоже не ответил - из тех же сооб-
ражений, что и Игорю.
**) В Казань эвакуировали Академию Наук; Мишина мать была
член-кором. Мишка божился, что президент Академии, когда благода-
рил городские власти за гостеприимство, закончил речь таким пасса-
жем: "А ведь, как говорится, незванный гость хуже татарина!"
***) С дядей Мишей (Моисеем Соломоновичем) я познакомился че-
рез год. Ранение у него было нетривиальное: пуля попала в шею -
сзади - и вышла через рот, выбив половину зубов. Полковник был
профессиональным военным, артиллеристом, и очень храбрым челове-
ком. Не думаю, чтобы он повернулся к неприятелю спиной. Вероятней
всего, стреляла в него какая-то сволочь из своих: такое на фронте
случалось.
****) Совсем из других соображений мы в трех сценариях поми-
нали стукача Аленцева - называли по имени-отчеству, говорили вся-
кие нелестные вещи (о персонаже, но в надежде, что и прототип ус-
лышит). И все три раза именно этот эпизод выпадал. Фатально. Не
надо быть злопамятными?
*****) Свою скрипку Лернер продал, когда уехал из Минлага на
вечное поселение в Красноярский край. На вырученные деньги он и
там, в ссылке, купил себе какую-то хлебную должность. После реаби-
литации вернулся в Москву, играл в джазе у Рознера (Мы могли бы
узнать его телефон, у нас оказались общие знакомые - но решили,
что не стоит. Едва ли ему хотелось вспоминать о некоторых подроб-
ностях своей лагерной биографии. Хотя мы-то с Юликом ему искренне
благодарны.)
А на автобусной остановке возле Мосфильма мы как-то встретили

- 343 -

Бьянку. К этому времени она была уже вдовой. Некрасивая немолодая
женщина с усталым и недобрым лицом.
******) "Качественные знакомые" выручали Эйслера всю жизнь -
и в серьезных случаях, и в несерьезных. Он рассказывал: много лет
назад его поехал проводить на вокзал питерский приятель. В "Крас-
ной стреле" соседом Абрама Ефимовича по двухместному купе оказался
знаменитый артист Юрьев - "последний русский трагик" и старейшина
ленинградских гомосексуалистов. Молодой Эйслер забеспокоился.
- Глупости, ничего не бойся, - сказал приятель. - Я тебя нау-
чу. Как только тронется поезд, заведи разговор о том, что у каждо-
го человека имеются свои маленькие странности. Он, конечно, заин-
тересуется, спросит: а какая странность у вас? И ты ему скажешь:
каждый раз, когда ложусь спать, я насыпаю себе в анальное отверс-
тие битое стекло.
*******) После ХХ-го съезда такие "тройки" - комиссии, соз-
данные, как говорили, по инициативе А.И.Микояна - ездили по лаге-
рям, чтобы на месте разбираться в "делах" и освобождать незаконно
осужденных. В составе тройки был член ЦК, представитель прокурату-
ры и - для объективности - кто-нибудь из бывших зеков.
Работали тройки так: перелистав лагерное "дело" - как бы
конспект следственного, - задавали зеку несколько вопросов и реша-
ли: этого выпустить, а этого оставить в лагере. Не реабилитация и
не амнистия;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144