Конечно, мог бы выбрать и другое занятие, с этим
я не спорю.

- 15 -

Во-вторых, в Макарове было что-то человеческое. Например,
когда вечером ему приносили стакан чая с половинкой шоколадной
конфеты, он эту половинку не съедал, а брал домой, для сынишки.
Да, именно половинку: шла ведь война, и с кормежкой даже у энкаве-
дистов - во всяком случае у этих, областных - обстояло туго. Про-
делывал он это каждый раз, слегка стесняясь меня; ребенка Макарка
любил, гордился его талантами - тот учился не то в музыкальной, не
то в рисовальной школе.
А однажды произошел такой случай.
Я уже знал, что моя невеста арестована; Макаров даже разрешил
мне подойти к окну, поглядеть: пять-шесть женщин вывели на прогул-
ку, и среди них была она. Женщины уныло ходили по кругу; лицо у
Нинки было бледное и несчастное.
Кроме полуслепой матери на воле у нее никого не оставалось:
отец, арестованный еще до войны, умер в тюрьме, брат был в армии.
И я считал, что Нине никто не носит передачи. (Потом-то узнал: но-
сила подруга Маришка, дочь академика Варги). Мне же передачи мама
таскала регулярно. Граммов триста сыра из передачи я запихал в ма-
ленький полотняный мешочек, туда же втиснул шматок сала и десять
кусочков сахара. Мешочек с трудом, но уместился в кармане, и я
брал его на каждый допрос - авось уговорю Макарку передать это Ни-
не. И представляете, уговорил в конце концов.
- Ладно, давай, - буркнул он и сунул мне листок чистой бума-
ги. - Заворачивай.
Мой мешочек он отверг: видимо, боялся, что я - стежками или
как-нибудь еще - передам Нинке весточку. Я принялся сворачивать
кулек, но от волнения руки тряслись и ничего не получалось.
- Террорист хуев, даже завернуть не можешь! - Следователь

- 16 -

взял у меня бумагу и продукты, очень ловко упаковал. И тут, на мою
беду, открылась дверь и вошел его сосед по кабинету Жора Чернов.
Ко мне этот Чернов не имел никакого отношения, просто их столы
стояли в одной комнате. Но он - исключительно ради удовольствия -
время от времени подключался к допросу и измывался надо мной
как-то особенно пакостно. И морда у него была противная - как у
комсомольских боссов из ЦК ВЛКСМ: румяных, наглых и почти всегда
смазливых. Большая сволочь был этот Жора; недаром первым из своих
коллег получил четвертую, капитанскую, звездочку на погон. Макаров
его тоже не любил и побаивался.
Когда Чернов вошел в кабинет, Макаров растерялся. Сказал с
жалкой улыбкой:
- Вот, уговорил меня Фрид. Передать Ермаковой.
Тот молча повел плечиком, взял что-то со своего стола и вышел.
Мой следователь заметал икру. Срочно вызвал надзирателя, что-
бы присмотреть за мной, а сам выскочил из кабинета. Я слышал, как
хлопнула дверь напротив: там сидел его начальник, Вислов. Важно
было самому настучать на себя, опередить Чернова.
Через несколько минут Макаров вернулся, расстроенный.
- Знаешь, Фрид, я вот что подумал: Ермаковой обидно будет.
Вроде, какая-то подачка. Мы лучше сделаем официально: ты напишешь
заявление, я как следователь не возражаю... Получим резолюцию на-
чальства, и ей передадут.
Глаза у него были правдивые-правдивые - как у пса, который
сожрал забытую на столе колбасу и теперь вместе с хозяином удивля-
ется: куда она девалась?
- Да не будет ей обидно. Передайте сами!
- Нет, нет. На тебе бумагу, пиши.

- 17 -

Я написал заявление, прекрасно понимая, что толку не будет.
Так оно и получилось - но все равно, этот эпизод я ставлю Макарке
в заслугу.
Думаю, что и он по-своему симпатизировал мне. Выяснилась даже
некоторая общность вкусов: он, как и я, терпеть не мог Козловско-
го, а любил Лемешева.
Кто-то, наверно, удивится: нашли, что обсуждать во время доп-
роса! Могу объяснить. По заведенному у них порядку допросы - в ос-
новном ночные - тянулись долго, до утра. Следователь отрабатывал
часы - а чем их заполнить? Что нового мог он узнать от нас? Обо
всех предосудительных разговорах, тех, которые имели место в дейс-
твительности, мы рассказали на первых же допросах. Теперь следова-
телям предстояло написать - желательно, с нашим участием - сочине-
ние на заданную тему: как молодые негодяи готовили покушение ("те-
рактик", говорил Макарка) на Сталина. С этим особенно торопиться
было нельзя: все-таки арестовано по делу четырнадцать человек, и
все "признания" надо привести к общему знаменателю. Поэтому доп-
росы выглядели так:
Надзиратель ("вертухай", "дубак", по фене) вводил меня в ка-
бинет Макарова, сажал на стул, отставленный метра на два от стола
следователя, и удалялся.
Макаров долго писал что-то, изредка поглядывая на меня: это
входило в программу психологической обработки - предполагалось,
что подследственный томится в ожидании неприятного разговора, на-
чинает нервничать. Но я почему-то не нервничал.
Наконец Макарка поднимал голову и говорил:
- Как, Фрид, будем давать показания или мндшкскать?
Последняя часть вопроса произносилась нарочито невнятно. Я

- 18 -

переспрашивал:
- Что?
- Показания давать будем или мндшик искать?
- Что искать?
- Я говорю: показания давать или мандавошек искать?
Так на их особом следовательском жаргоне описывалась - до-
вольно метко! - поза допрашиваемого: сидишь, положив руки на коле-
ни и тупо смотришь вниз - на то место, где заводятся вышеупомяну-
тые насекомые (по научному - площицы, лобковые вши).
- Я вам все рассказал, - повторял я в который уже раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144