А я этот этап запомнил потому, что в зону их впустили поздно
вечером, когда я уже выписал продукты на завтра. Надо было состав-
лять дополнительную ведомость - а я только что получил письмо от
мамы, вскрыл и успел прочесть: умер отец. Хотелось уйти куда-ни-
будь, погрустить в одиночку, но не оставишь же людей голодными!..
До сих пор стоят перед глазами эстонские фамилии, которые я вписы-
вал в ведомость: Хаак, Ратх, Линдпере, Тоомсалу, Мандре...
Новоприбывшие оказались честными и несмышленными. Их собрали
в одну бригаду - и не обманули, послали на сравнительно легкую ра-
боту, на лесобиржу. Но бригадир-эстонец весь объем выполненной ра-
боты делил по справедливости - поровну на всех. И вся бригада изо
дня в день получала урезанную пайку, так называемые "минус сто",
т.е. 550 граммов вместо положенной гарантийки - потому что нехва-
тало двух-трех процентов до выполнения нормы.
Каждый божий день ходок от бригады, пожилой эстонец, помнив-
ший русский язык еще с царского времени, возникал на пороге конто-
ры, снимал шапку и вежливо здоровался:
- Драстутте... Доппры ден... Доппро поссаловат. Касытте, сто

- 165 -

мы будем покуссат сафтра?
И я ничем не мог его обрадовать. Завтра они опять "будут по-
кушать" минус сто. Им просто не приходило в голову, что можно по-
садить двух работяг на 60 %, а освободившиеся проценты разделить
между остальными - так, чтоб у всех, кроме тех двоих, вышло выпол-
нение на 103-104 %.
Все бригадиры владели этой лагерной арифметикой. Наказывали
работяг по очереди и за счет наказанных кормили остальных.
Кончилось тем, что эстонцам дали бригадира из русских - ссу-
ченного вора по фамилии Курилов.И я стал начислять им по 650, а то
и по 750 граммов хлеба вместо пятисот пятидесяти. Для оголодавшего
человека разница немаленькая.
Но тут бригаду подстерегла новая беда. Курилов был заядлый
картежник - то, что воры называют "злой игрок". Три дня подряд он
проигрывал весь хлеб своей бригады. Два дня эстонцы терпели, а на
третий пожаловались лагерному куму - оперуполномоченному.
Меня вызвали в "хитрый домик" как свидетеля и переводчика.
- Курилло - лейба нетт, - жалобно повторял голодный эстонец.
А Курилов, разыгрывая праведное негодование, божился:
- Гражданин начальник! Не брал я ихних паек, гад человек буду
- не брал! - И поворачивался к работяге. - Я ж тебе отдал пайку!
Ты что, падло, не помнишь?!
Эстонец кивал:
- Да... Да. - И твердил свое. - Курилло - лейба нетт.
На хлеб играли многие. В лазарете самым доходным из игроков
доктор Розенрайх собственноручно крошил пайку в миску с супом -
чтоб не проиграли. Впрочем, играли и на суп, со сменкой: проиграв-
ший отдавал победителю гущу, а тот ему шлюмку... Но чтобы проиг-

- 166 -

рать хлеб всей своей бригады - это уже слишком! Пришлось еще раз
менять бригадира.
Я эстонцам очень симпатизировал. Да и все знали: эстонец не
украдет и не обманет, при эстонце можно что хочешь говорить - сту-
качей среди них почти не было. Называли их куратами; самое страш-
ное ругательство, какое можно было услышать от эстонца, это "ку-
рат" - черт.
Другие национальности тоже имели лагерные названия. Я уже
упоминал, что цыган по фене "мора"; татарин звался почему-то
"юрок", кавказцы были "звери". Евреев блатные называли жидами, но
у них, как у поляков, это не звучало оскорбительно, евреи-воры
пользовались среди своих уважением.
Национальной розни - во всяком случае, на нашем комендантском
- не было. Ну, дразнили блатные среднеазиатов, но вполне добродуш-
но:
- Моя твоя хуй сосай, твоя моя рот ебай! - Так, якобы, узбек
"тянет" (ругает, отчитывает) русского.
Ворья на нашем лагпункте было не очень много. Самых заметных
спроваживали на Юрк Ручей.
Откуда-то с этапом пришел и Васька Бондин, тот, с которым я
дрался на Красной Пресне. Увидел меня в конторе, забеспокоился:
вдруг захочу "устроить ему"? (Так зеки и говорили: "Ну, падло, я
тебе устрою!" - не уточняя, какую именно неприятность.) Я, конеч-
но, мог устроить, я ведь был уже авторитетный придурок, но мне и в
голову не пришло: я считал, мы с Васькой квиты, и вообще - я чело-
век злопамятный, но не мстительный. А он и без моей помощи просле-
довал на штрафняк.
Кое с кем из блатных мне было интересно разговаривать. Часто

- 167 -

заходил к нам в контору Серега Силаев, чахоточный щипач. Мне нра-
вился его совершенно неожиданный, даже компрометирующий настоящего
вора, интерес к литературе. Я давал Сереге читать, что у меня бы-
ло, и он прекрасно отличал хорошую книгу от плохой. Но ходил он в
контору не только за книжками.
Ошиваясь около барьера - вроде бы ("с понтом") пришел узнать
про завтрашнюю пайку, он "насовывал", т.е., шарил по чужим карма-
нам. Почти каждый раз его ловили за руку и били.
Вообще-то серьезные воры в лагере не воруют, фраера им и так
принесут, "за боюсь". Ворует мелкота, торбохваты - Серега был как
раз из таких. Метелили его здорово, но это и в сравнение не шло с
тем, как разделывался с провинившимися комендант Иоффе, который
сменил на боевом посту грузина Надараю. Иоффе был высокий красавец
еврей, балтийский моряк - капитан второго ранга; в лагерь загремел
за длинный язык. С трубкой в зубах он разгуливал по зоне во флотс-
ком кителе и хорошо начищенных ботинках. Я видел, как он, не выни-
мая из кармана рук, а изо рта трубки, бил своей длинной худой но-
гой проворовавшегося полуцвета - не Серегу, другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144