Вчера Савельев ему, фактически, предложил вернуться.
— Думаешь, он будет работать на нас, а не на Фильку? А если нет?
Моравлин посмотрел насмешливо и самоуверенно, ничего не сказал.
— А какие на самом деле были тридцать сребреников для Иуды?
— Трудно сказать. Но вряд ли только деньги или только жизнь. Порой я думаю, что Иуда просто завидовал Христу и хотел основать собственную школу. Тоже христианскую, но — свою. Амбициозен он слишком. Не хотел быть вторым. Вот это ему под видом тридцати сребреников и предложили.
— А для Христа что?
— Ну ты и вопросы задаешь… Откуда мне-то знать? Может, для него их вообще нет. Если Поле — Бог, то вспомни, Христос — Сын Божий. Какие, на фиг, сребреники? Может, он сам их всем определяет.
— А для тебя?
Моравлин помолчал:
— Последнее время что-то все заинтересовались, за сколько меня можно купить… Кстати, тебя Царев искал. Зашел бы ты к нему, пока перемена не кончилась.
Павел намек понял. Поднялся наверх, в лабораторию Царева, а если точней, то Бондарчука. Царева не было, а самый крутой шифровальщик Союза сидел, закинув ноги на стол, и свистел с идиотским видом.
— Привет.
— Угу, — вяло кивнул Бондарчук.
— А где Царев?
— На полигон поехал. Еще утром. Готовить базу для Цыганкова.
— И что ты думаешь?
— Да ничего. Надо было еще тогда не выгонять его, а переучивать. Хотя тогда он срался с Моравлиным, добром бы это не кончилось. Ты глянь, чего с Полем творится, — Бондарчук снял заставку с монитора динамического сканера. Изображение красиво переливалось разными цветами, порождая сполохи северного сияния. — Мерцает.
— И что?
— Да ничего. Такая дрянь перед инициацией кого-то крупного случается. Человек просто ходит, постоянно щупает Поле на разных ступенях, а оно волнуется.
— Значит, Вещий Олег дозрел?
— Или Филька. Нам индифферентно.
Павел помолчал.
— Шур, кто ж Вещий, а?
— Хочешь откровенно? У меня только две версии. Это или опытный “рут” валяет дурака — как мы его упустили, вопрос в данном случае десятый, — или… Или это Черненко. У него энергетический потенциал — как у хорошего корректировщика.
— А тесты?
— Что — тесты? У Вещего минимум седьмая в потенциале. На такой ступени автоблокаду ни один тест не прошибет. И ни один полигон. Вас туда гоняли по одной причине: надеялись, что ступенька пониже. Ну, или на неопытность рассчитывали. В расчетах обломались.
Павел покачал головой. Конечно, полигон штука неприятная, и вспоминать его не хотелось, но особой обиды он не чувствовал. Работа с Полем требует несколько иных допусков. Тут будут рисковать, даже если вероятность успеха всего один процент. На карте-то — человечество.
— Шур, только это сильно между нами. Закономерность одну подметил. Практически во всех ситуациях, где вылезал Вещий, замешана девчонка из нашей группы…
— Не практически, а во всех, — уточнил Бондарчук. — Оля Пацанчик, да?
— А она-то какую роль играет?
— Ты будешь смеяться. Никакую. Я специально звонил Моравлину-старшему. Она ни по каким прогнозам ни у кого не проходит. Абсолютно левый человек.
— Не может быть.
— Ну, мне тоже так кажется. А с другой стороны — почему нет? Вон, Филька тоже всплыл не вовремя. Как логично привязать его к Вещему, да? Были ж у него могущественные враги, не могли не быть, чем сильней враги героя, тем больше у него шансов попасть в легенду. А только они друг другу совершенно параллельны. Вот так и с Олей вашей. Просто путается под ногами.
— Ты знаешь, что она будущее предсказывает?
— Многие предсказывают. Нет, конечно, я тебя понимаю. Ты молодой и рьяный, хочется быть первооткрывателем если не корректировщика, то хоть прорицателя. И даже больше: на мой сугубо посторонний взгляд девчонка эта — наша. Явно наша. Я даже не исключаю, что она на самом деле сильно как замешана в этом чертовом прогнозе. Но это я. А специалисты говорят — ни фига. Я тебе секрет открою: Савельев на самый верх запрос посылал. Ответ пришел — исключить ее из рабочего диапазона. Она ни при чем. Так что мы можем думать все, что нам хочется, но работать с ней мы не будем. Потому что решение по Оле принимал сам Стайнберг.
— Ее Цыганков окучивает.
— Ну и что?
— А до того на ней паслось минимум двое антикорректоров.
— Вот ты о чем… Знаешь, а вот это уже интересно. — Бондарчук встал, нервно походил по комнатушке. — Дельфийский дар, что ль? А с Филькой она как?
— Незнакома.
— Слушай, познакомь! Если и Филька на ней повиснет… Прости. Совсем забыл, что у тебя еще и личные интересы есть.
Павел скривился:
— Забудь. При таком количестве претендентов на ее сердце от одного лишнего хуже уже не станет. Самый опасный там давно пасется.
Бондарчук хитро на него посмотрел, но ничего не сказал.
— Шур, тебе Моравлин рассказывал про тридцать сребреников?
— Как и всем. Это его любимая теория. Что Христос простил Иуду не потому, что любил даже врагов своих, да? Знаешь, тут сложно сказать. Конечно, он корректировщик, видит не так, как остальные. А с другой стороны: что есть правильно? Не то, что истинно, вовсе нет. То, что понятно. Людям на фиг не надо этой истины, потому что она оправдывает предательство. Им вообще не нужны корректировщицкие истины. Не поймут.
— Я не о том. Что для Моравлина тридцать сребреников?
Бондарчук долго молчал. Потом спокойно, без осуждения сказал:
— Паш, эту ошибку делают многие. Думаешь, если Моравлин получит свою мзду и исчезнет с горизонта, она будет только на тебя смотреть? — Помолчал. — Не знаю я, что для него тридцать сребреников. Никто не знает. Да если бы и знал… вряд ли ты сможешь удовлетворить аппетиты корректировщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163