И не узнает, пока землетрясение не начнется. Наверняка не выберется”. Оля тоже решила никуда не ехать. Если погибнут ее родители, братики, все ее друзья — Оля знала, что они сейчас в Селенграде, пытаются предотвратить катастрофу, — то она тоже умрет. Зачем жить никому не нужной? Илья уже на Венере, а ей здесь все равно жить не для чего.
Больше никто не смеялся над русскими “язычниками”. И карнавальные шествия прекратились.
— Как нам только что стало известно, — строго говорил мужчина в черной траурной одежде. Говорил по-английски, потому что это был канал CNN, — русские корректировщики Алексей Попов и Никита Добрынин выехали в эпицентр будущей катастрофы. Они выражают надежду, что сумеют если не остановить процесс распада материка, то хотя бы спасти людей.
Мы все когда-нибудь умрем, думала Оля. Просто обидно умирать вот так, не завершив земных дел, не успев объяснить, что кто-то кого-то недопонял… Но смерть не станет ждать.
Она вытряхнула на стол триграфии из семейного архива. Мама, папа, братики. Оля всегда была суховатой, она не умела ластиться к родным, как другие девочки, из-за этого все думали, что она никого не любит. А она очень любила своих братиков. Только никогда раньше не говорила им этого. А теперь они умрут и не узнают, как были дороги Оле. “Люди должны знать, что они любимы, — думала Оля грустно. — Это справедливо. Иначе они думают, что им незачем жить”.
— Алексей, как вы полагаете, велики ли шансы на успех?
Показывали интервью с Алексеем Поповым в “Ступино”. Запись, конечно, потому что он уже несколько часов в Селенграде. В Селенграде, который погибнет раньше Московья. Вылетел навстречу смерти.
— Думаю, что немалые. — Корректировщик выглядел спокойным и уверенным. — Повода для паники нет. Мы справимся.
— Как вы прокомментируете заявление европейских информатиков о том, что вы не справитесь из-за малочисленности?
Попов улыбнулся по-детски беззаботно:
— На самом деле нам нужно трое “постовщиков”… извините, это наш жаргон, трое пост-корректировщиков четвертой ступени для уверенной работы. Нас пока двое. Но Поле порой творит чудеса. Нам не привыкать делать невозможное. Работа у нас такая, собачья — подвиги совершать.
Они молодцы, подумала Оля с теплотой. Борются, не сдаются. Не опускают руки, как некоторые. И не бегут сломя голову.
Потом по телевизору обрадовали, что на помощь Союзу пришла Индия, прислав своих “рутов”. Журналист не преминул уточнить, в какую сумму обошлась Союзу доброта Индии. Однако доброта за деньги — это лучше, чем вообще никакой доброты. Американцы заявили, что будут работать сами и только в том случае, если угроза покажется им серьезной. Даже за деньги не согласились.
Только помощи Индии было мало. Катастрофически мало. Все, кто сейчас в Селенграде, — камикадзе. Потому что если они и сумеют что-то сделать, сами они умирают однозначно. От психоэнергетического истощения.
Оля сама не поняла, в какой момент пришла эта мысль. Обнаружила ее в своей голове, уже когда та основательно прижилась. А в самом деле? Умереть-то она всегда успеет. Конечно, два дня назад, когда она пыталась остановить Илью, у нее ничего не вышло, но, может быть, она просто плохо хотела ? А сейчас стоит постараться? Пусть она умрет, но если хоть кто-то благодаря ей спасется, она умрет не зря. В конце концов, она и так виновата перед всеми, что не полетела в Селенград.
— Только что нам сообщили из Пентагона. — Эта дикторша была строга и знала себе цену. Голос отрывистый, взгляд ледяной. — На базе “Чероки”, расположенной в зоне разлома, размещены восемнадцать межконтинентальных ракет с ядерными боеголовками. И сейчас я, как простая американка, обращаюсь с просьбой к русским корректировщикам: сделайте что-нибудь! — в строгом голосе прозвучала паника. — Если они взорвутся, Земля погибнет!
Оля молча и холодно смотрела в телевизор. Ей показалось, что в комнате очень темно, хотя на часах стрелки едва перевалили за полдень. Пугающе резко вспомнила кошмар, приснившийся ровно год назад.
Во сне мама отправила ее гулять с Артемом, самым младшим братиком. Причем по сну Артему было не восемь лет, а года три. Гуляли они почему-то в Японии, Оля помнила табличку, как на старых железнодорожных станциях, с надписью по-русски: “Япония”. Даже нет, не “Япония”, а “японцы”. И Артем убежал. Оля помчалась за ним, там была монорельсовая дорога, а за ней — нагромождение техники. И тут она увидела Артема. Он шел навстречу, отчаянно широко открывая рот и страшно крича. Его кожа была красной, голова бугрилась ожогами. И у него не было глаз. Оля билась в истерике, ее и в реальности охватывала смертная жуть, если у кого-то были повреждены глаза. Все дело в детских впечатлениях. Она уронила куклу, у той отвалилась верхняя часть черепа, и Оля увидела внутри шарики на пружинках вместо глаз… Ее это так припечатало, что с тех пор она просто заходилась в истерике, если в кино кто-то кому-то выкалывал глаз.
Во сне она кричала, звала на помощь, Артем был слеп, она не могла вернуть ему зрение, рыдала от его боли… А за спиной братика небо накалялось алым свечением ядерного взрыва.
Значит, там есть ракеты. Американцы сначала украсили весь мир дурацкими страшилками, а теперь взмолились. Будет вам помощь, зло подумала Оля, но уже такая, какую я захочу вам оказать. Ждите.
Она решительно плюхнулась за стол в гостиной. Поставила перед собой трехлитровую банку с водой и флакон фрискала. Это чтоб от обезвоживания и истощения не умереть.
Сначала закружилась голова — до тошноты, до обморочной слабости. Это хорошо, подумала Оля. Потом потемнело в глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163