У Фицдуэйна был сын от другой женщины, и вся его жизнь протекала под знаком такой опасности, от которой любой здравомыслящий человек бежал бы как от чумы.
С другой стороны, Фицдуэйн был наиболее привлекательным мужчиной из всех, кого Кэтлин когда-либо встречала, поэтому избегать его она бы не смогла. Тем не менее, она боялась быть с ним, боялась той боли, которую могло причинить ей тесное общение. Опасность, которая грозила Фицдуэйну, страшила и ее: воспоминания о Сасаде и Мак-Гонигэле еще не потускнели в ее памяти. Бывало, что Кэтлин засыпала с трудом, и ей не всегда удавалось сосредоточиться, а иногда Кэтлин ловила себя на том, что обливается потом и дрожит без всякой видимой причины.
— Ворчит, — с удовольствием ответил Килмара, но тут же посерьезнел. — В последние два года Хьюго занимался исключительно тем, что воспитывал Бутса и отстраивал свой замок. Иногда он выполнял кое-какую работу для рейнджеров, однако ни во что не углублялся серьезно. Во всяком случае, казалось, что ни одно дело не способно было увлечь его с головой. Наверное, ему просто необходим был небольшой отдых, прежде чем подвернется что-то новое. Когда-то он покончил с войной, повесил на гвоздь свои фотоаппараты, однако никакой замены этому он так и не смог найти. Мне даже казалось, что ему не хватает цели в жизни.
— Разве строить дом и растить сына не цель? — с некоторым раздражением перебила Кэтлин. Килмара рассмеялся.
— Туше! — сказал он.
Кэтлин остановилась и принялась рассматривать пучок водорослей-ламинарий, выброшенных бурей. Водоросли были буро-коричневого цвета, с длинными, словно резиновыми стеблями и небольшими шариками на черенках, которые лопались при прикосновении. Запах йода напомнил ей о том, как она с родителями проводила летние каникулы на побережье. Она вспомнила надежное прикосновение отцовской руки, и ощущение отчаяния и невосполнимой потери с новой силой охватило ее. Слезы сами собой навернулись ей на глаза, и она часто-часто заморгала.
Килмара искоса поглядел на нее, заметил катящиеся по щекам слезы и, ни слова не говоря, обнял ее за плечи. В молчании они пошли дальше, и прошло довольно много времени, прежде чем они снова заговорили. Берег казался бесконечным, а далекий мыс был скрыт легкой туманной дымкой, и Кэтлин воображала, будто двое гуляют по облакам.
Когда Кэтлин решилась заговорить, она продолжила с того же места, на каком остановилась.
— А то, что его ранили… — спросила она. — Разве это не изменило его?
— Ранения и прочие серьезные увечья, как правило, помогают человеку сосредоточиться, — мрачно ответил Килмара. — Ты сама это увидишь. Некоторые падают духом и умирают, а некоторые, напротив, собирают все свои силы и возвращаются к жизни с новой энергией, словно осознав, как мало времени отпущено человеку и как важно сделать все то, что он должен.
— Да, Хьюго настоящий боец, — с нажимом произнесла Кэтлин.
— И в этом есть своя ирония, — подхватил Килмара. — Он прилагает титанические усилия, чтобы вернуться в мир живых, делает все возможное, насколько это в человеческих силах при его ранениях, но…
Он не договорил и неожиданно рассмеялся.
— Что? — нетерпеливо спросила Кэтлин.
— Когда случается что-то такое, в чем он ну просто никак не может винить себя — например, налет на госпиталь, — Хьюго испытывает сильнейший приступ подавленности и хандры. Такой, что в течение пяти дней он не в состоянии делать ровным счетом ничего, — пояснил Килмара и посмотрел на Кэтлин. — Мне кажется, он скучает без тебя.
Кэтлин долго не отвечала. Щеки ее слегка пощипывало от дувшего с моря ветра и соленой морской влаги. Ей стало жаль Фицдуэйна, и она подумала, что Килмара был намеренно жесток.
— Он чувствует свою ответственность, — сказала она наконец. — Террористы целились в него, но погибли другие люди. Это не может не причинять ему бель.
— Ну, сейчас-то он вполне оправился, — откликнулся Килмара. — И злится на себя за то, что потратил столько времени даром. Поэтому я и сказал, что он в ворчливом настроении.
Кэтлин засмеялась, и ее смех оказался настолько заразительным, что вскоре оба они смеялись, продолжая рука об руку брести по бесконечному песчаному берегу.
По мнению Фицдуэйна, самым неприятным последствием его ранений — а он считал, что именно его мнение самое квалифицированное, ведь пострадало-то его тело — был внешний фиксатор, который бригада хирургов-ортопедов решила использовать, чтобы излечить раздробленную бедренную кость. К счастью, это было временной мерой.
В кость бедра вставили крест-накрест четыре титановые спицы — две над переломом, и две — под ним. Спицы эти торчали прямо из ноги, что само по себе было неприятно. Концы спиц скрепили между собой перекрещивающимися растяжками, и вся конструкция напоминала Фицдуэйну строительные леса, выстроенные вокруг ноги. Нога его стала похожа на механическую конечность робота из фантастического боевика, а Фицдуэйн предпочитал оставаться человеком.
Хирурги между тем были исключительно довольны и откровенно гордились делом своих рук.
— Преимущество внешней фиксации перед фиксацией внутренней заключается в том, что она практически исключает возможность заражения, — сказал Фицдуэйну их глава, разглядывая рентгеновский снимок Фицдуэйновского бедра с таким интересом, с каким нормальный мужчина мог бы рассматривать центральный разворот журнала “Плэйбой”.
— Все это замечательно, — возразил Фицдуэйн, — но из-за этой штуки я становлюсь похож на недостроенную Эйфелеву башню. А как это выглядит со стороны?
Хирург успокоительно осклабился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199