ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Неужели в простых игрушечных утках для ванны заключено какое-то глубинное сексуальное значение? Неужели существует какая-то фрейдистская теория, которая могла бы это объяснить?
Впрочем, какое это имеет значение? Если утки еще и эротичны, тем лучше. Впрочем, пластиковая игрушка не на многое способна. Самому Фицдуэйну утки нравились, но он предпочитал женщин.
Женщины были мягкими и теплыми, заботливыми и ласковыми, с ними было интересно поговорить, и они рожали прекрасных младенцев, таких, как Бутс. Фицдуэйну понадобилось немало времени, чтобы понять это, но он на самом деле любил маленьких детей и очень скучал по сыну. В последнее время ему особенно сильно хотелось вернуться домой и крепко обнять его, обнять, как он еще ни разу его не обнимал, и делать это снова и снова.
Но те же самые женщины иногда бывали просто опасны, и всегда — сложны. В результате, в общении с ними приходилось преодолевать немалые трудности, но Фицдуэйн уже давно заметил, что любая вещь или человек, заслуживающие внимания, как правило, оказываются не простыми.
Ему вдруг пришло в голову, что из этого и состоит настоящая счастливая жизнь: из детей, горячих ванн, пластиковых уточек, женщин и трудностей. Люди бесконечно долго искали и продолжают искать смысл жизни, а он, вот так походя, лежа в ванне, открыл то, что не давалось в руки философам и ученым на протяжении тысячелетий. Для этого ему потребовалось полежать в горячей воде всего два часа, или на это ушли дни и годы? Сейчас он не имел ни малейшего представления о времени.
Фицдуэйн открыл глаза и увидел мерцающие в ночном небе звезды. Ночной воздух, пахнущий морем, казался свежим и прохладным. В Ирландии, где бы ты ни находился, всегда ощущалась близость моря, а в Данкливе можно было почти постоянно, кроме редких безветренных дней, расслышать шепот прибоя. Фицдуэйн любил голос моря, каким бы он ни был, громким или тихим; этот звук дарил ему ощущение покоя и умиротворенности. Здесь же он не мог расслышать шорох волн, как ни старался, а это значило, что морс расположено не далеко, но и не близко. Понемногу Хьюго начал припоминать, что дом, в который он попал, был выстроен довольно далеко от берега и стоял на каменистой террасе, врезанной в склон горы. Фицдуэйн был уверен, что отсюда должен открываться великолепный вид на морс и бухту внизу, однако проверить это сейчас было невозможно.
Горячая ванна была установлена во внутреннем дворике, оформленном как традиционный японский декоративный сад, и здание окружало его со всех четырех сторон. Во дворике царило уединение и полная тишина, нарушаемая лишь обычными ночными звуками: шорохом листвы и негромким голосом ветра. Сколько Фицдуэйн ни прислушивался, он не мог уловить даже отдаленного шума автомобильных моторов. Это означало, что домик вряд ли находится в самом Токио или даже вблизи от него — город-гигант не затихал даже ночью.
Все окружающее казалось Фицдуэйну прекрасным — это был миниатюрный, но вполне самостоятельный отдельный мир, в котором главенствовали законы гармонии и красоты. Должно быть, именно выверенные пропорции японской традиционной архитектуры ласкали здесь глаз, создавая ощущения спокойствия и неподвижности. Сочетание линий и фактуры отделочных материалов ненавязчиво, исподволь рождало ощущение гармонии, единения с природой и временем.
Фицдуэйн слышал когда-то, что секрет красоты японских садов таится в сочетании строгости, простоты и глубокого понимания природы естественного. Вместо клумб, на которых теснили друг друга специально выведенные гибриды, и прочих излишеств, характерных для западного садового искусства, здесь присутствовали лишь самые простые и естественные из всех природных материалов — песок, гравий, булыжники, несколько аккуратно выровненных кустов и скромные полевые цветы. Безусловно, естественность ландшафта была иллюзией, но иллюзией, которая никуда не исчезала, даже если знать, что самый маленький камень здесь со тщанием отобран и помещен на заранее определенное для него место. В этом была сама Япония с ее татемаи и хонни.
Фицдуэйн почувствовал на своих плечах прикосновения мягких ласковых рук. Сильные, но осторожные пальцы начали массировать ему шею и плечи. Ощущение было настолько приятным, что Фицдуэйн снова закрыл глаза и позволил себе окунуться в океан блаженства, накатившего на него теплой бархатной волной. Иногда искусные пальцы Чифуни оставляли его спину и опускались все ниже и ниже, лаская его в самых интимных местах.
Несколько минут спустя Фицдуэйн взял ее руки в свои и стал целовать кончики пальцев, всякий раз проводя языком по коже ладоней. Чифуни была одета только в легкий халат-якату , и сквозь его мягкую ткань Фицдуэйн затылком ощущал податливую тяжесть ее полных грудей и остроту напряженных острых сосков.
— Идем со мной, — шепнула Чифуни ему на ухо, и Фицдуэйн почувствовал, как кончик ее языка скользнул вглубь по лабиринту ушной раковины. Обнаженный, он поднялся из горячей воды и шагнул на каменные плиты, которыми была вымощена площадка вокруг ванной. Холодный ночной воздух обжег его кожу, однако возбуждение не покинуло тела, а напрягшийся пенис указывал в небо, где бледные зарницы предвещали скорый рассвет.
Чифуни набросила ему на плечи мохнатое полотенце, чтобы высушить воду на его плечах и укрыть от прохладного ночного бриза, потом взяла второе полотенце и, опустившись на колени, стала промакивать живот и бедра. Она прикасалась к нему свободно, без всякого стеснения или сдержанности, словно они давно были любовниками и не имели друг от друга секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199
Впрочем, какое это имеет значение? Если утки еще и эротичны, тем лучше. Впрочем, пластиковая игрушка не на многое способна. Самому Фицдуэйну утки нравились, но он предпочитал женщин.
Женщины были мягкими и теплыми, заботливыми и ласковыми, с ними было интересно поговорить, и они рожали прекрасных младенцев, таких, как Бутс. Фицдуэйну понадобилось немало времени, чтобы понять это, но он на самом деле любил маленьких детей и очень скучал по сыну. В последнее время ему особенно сильно хотелось вернуться домой и крепко обнять его, обнять, как он еще ни разу его не обнимал, и делать это снова и снова.
Но те же самые женщины иногда бывали просто опасны, и всегда — сложны. В результате, в общении с ними приходилось преодолевать немалые трудности, но Фицдуэйн уже давно заметил, что любая вещь или человек, заслуживающие внимания, как правило, оказываются не простыми.
Ему вдруг пришло в голову, что из этого и состоит настоящая счастливая жизнь: из детей, горячих ванн, пластиковых уточек, женщин и трудностей. Люди бесконечно долго искали и продолжают искать смысл жизни, а он, вот так походя, лежа в ванне, открыл то, что не давалось в руки философам и ученым на протяжении тысячелетий. Для этого ему потребовалось полежать в горячей воде всего два часа, или на это ушли дни и годы? Сейчас он не имел ни малейшего представления о времени.
Фицдуэйн открыл глаза и увидел мерцающие в ночном небе звезды. Ночной воздух, пахнущий морем, казался свежим и прохладным. В Ирландии, где бы ты ни находился, всегда ощущалась близость моря, а в Данкливе можно было почти постоянно, кроме редких безветренных дней, расслышать шепот прибоя. Фицдуэйн любил голос моря, каким бы он ни был, громким или тихим; этот звук дарил ему ощущение покоя и умиротворенности. Здесь же он не мог расслышать шорох волн, как ни старался, а это значило, что морс расположено не далеко, но и не близко. Понемногу Хьюго начал припоминать, что дом, в который он попал, был выстроен довольно далеко от берега и стоял на каменистой террасе, врезанной в склон горы. Фицдуэйн был уверен, что отсюда должен открываться великолепный вид на морс и бухту внизу, однако проверить это сейчас было невозможно.
Горячая ванна была установлена во внутреннем дворике, оформленном как традиционный японский декоративный сад, и здание окружало его со всех четырех сторон. Во дворике царило уединение и полная тишина, нарушаемая лишь обычными ночными звуками: шорохом листвы и негромким голосом ветра. Сколько Фицдуэйн ни прислушивался, он не мог уловить даже отдаленного шума автомобильных моторов. Это означало, что домик вряд ли находится в самом Токио или даже вблизи от него — город-гигант не затихал даже ночью.
Все окружающее казалось Фицдуэйну прекрасным — это был миниатюрный, но вполне самостоятельный отдельный мир, в котором главенствовали законы гармонии и красоты. Должно быть, именно выверенные пропорции японской традиционной архитектуры ласкали здесь глаз, создавая ощущения спокойствия и неподвижности. Сочетание линий и фактуры отделочных материалов ненавязчиво, исподволь рождало ощущение гармонии, единения с природой и временем.
Фицдуэйн слышал когда-то, что секрет красоты японских садов таится в сочетании строгости, простоты и глубокого понимания природы естественного. Вместо клумб, на которых теснили друг друга специально выведенные гибриды, и прочих излишеств, характерных для западного садового искусства, здесь присутствовали лишь самые простые и естественные из всех природных материалов — песок, гравий, булыжники, несколько аккуратно выровненных кустов и скромные полевые цветы. Безусловно, естественность ландшафта была иллюзией, но иллюзией, которая никуда не исчезала, даже если знать, что самый маленький камень здесь со тщанием отобран и помещен на заранее определенное для него место. В этом была сама Япония с ее татемаи и хонни.
Фицдуэйн почувствовал на своих плечах прикосновения мягких ласковых рук. Сильные, но осторожные пальцы начали массировать ему шею и плечи. Ощущение было настолько приятным, что Фицдуэйн снова закрыл глаза и позволил себе окунуться в океан блаженства, накатившего на него теплой бархатной волной. Иногда искусные пальцы Чифуни оставляли его спину и опускались все ниже и ниже, лаская его в самых интимных местах.
Несколько минут спустя Фицдуэйн взял ее руки в свои и стал целовать кончики пальцев, всякий раз проводя языком по коже ладоней. Чифуни была одета только в легкий халат-якату , и сквозь его мягкую ткань Фицдуэйн затылком ощущал податливую тяжесть ее полных грудей и остроту напряженных острых сосков.
— Идем со мной, — шепнула Чифуни ему на ухо, и Фицдуэйн почувствовал, как кончик ее языка скользнул вглубь по лабиринту ушной раковины. Обнаженный, он поднялся из горячей воды и шагнул на каменные плиты, которыми была вымощена площадка вокруг ванной. Холодный ночной воздух обжег его кожу, однако возбуждение не покинуло тела, а напрягшийся пенис указывал в небо, где бледные зарницы предвещали скорый рассвет.
Чифуни набросила ему на плечи мохнатое полотенце, чтобы высушить воду на его плечах и укрыть от прохладного ночного бриза, потом взяла второе полотенце и, опустившись на колени, стала промакивать живот и бедра. Она прикасалась к нему свободно, без всякого стеснения или сдержанности, словно они давно были любовниками и не имели друг от друга секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199