"
"Заметано!" вопит Рафаэль. "Сделаем вместе! Ты и я! Ты возвратишь а я разовью!" и Рафаэль одаряет меня одной из своих редких несмелых ухмылок. "Но я теперь тебя вижу, я теперь тебя знаю, Помрэй, ты искренен -- ты в натуре хочешь выиграть -- я тебе верю -- я знаю что ты современный пугающий брат Иисуса Христа, я просто не хочу зависать на не тех ставках, это как зависать на не той поэзии, на не тех людях, на не той стороне!"
"Всё на той стороне," говорю я.
"Возможно но я не хочу разбиваться -- я не хочу быть никаким Падшим Ангелом чувак," говорит он, пронзительно горестный и серьезный. "Ты! Дулуоз! Я тебя вижу ты думаешь пойти по Скид-Роу нажраться с бичами, фу, мне никогда даже в голову такое не приходило, зачем навлекать на себя напасти? -- Не трожь собаку -- Я хочу делать деньги, я не хочу говорить Ох Ах я потерял дорогу, Ох Ах Золотко Медок я потерял дорогу, я свою дорогу еще не потерял -- и вообще попрошу Архангела чтоб дал мне выиграть. Чу! -- Яркий Геральд слышит меня! Я слышу его трубу! Эй Коди слышишь та та тара тара кошак с длинным тромбоном перед началом каждого заезда. Врубаешься?"
Они с Коди в полном согласии по поводу всего, я вдруг понимаю что преуспел в своем ожидании того что между ними все уладится и они будут друзьями -- Так и случилось -- Теперь в обоих очень мало следов сомнения -- Что же касается меня, то я в возбужденном состоянии поскольку два месяца просидел в темнице на семи ветрах и всем теперь доволен и проникнут, мой снежный взгляд на световые частицы что пронизывают всю сущность вещей, проездом, я ощущаю Стену Пустоты -- Естественно совершенно в моих интересах видеть что Коди и Рафаэль рады друг другу, все это относится к тому ничто которое есть всё, у меня нет причин обращать в шутку отсутствие приговора вынесенного Вещам Отсутствующим Судьей который выстроил мир не строя его.
Не строя его.
Коди высаживает нас в Чайнатауне весь аж светясь поскорее поехать домой и рассказать жене что выиграл, а мы с Рафаэлем шагаем по Грант-Стрит в сумерках, собираясь разойтись в разные стороны как только поглядим фильм ужасов на Маркет-Стрит. "Я просек что ты имел в виду Джек про Коди на скачках. В самом деле смешно было, в пятницу снова поедем. Слушай! Я пишу по-настоящему великую новую поэму -- " тут вдруг он видит цыплят в корзинах во внутренностях темной китайской лавчонки, "смотри, смотри, все они умрут!" Он останавливается посреди улицы. "Как мог Господь создать такой мир?"
"А загляни внутрь," говорю я, на черные ящики полные белого, "бьющиеся голубки -- все маленькие голубки умрут."
"Я не желаю такого мира от Бога."
"Я тебя не виню."
"Я это и имею в виду, я его не желаю -- Что за смерть!" показывая на животных.
("Все твари дрожат от страха наказания," сказал Будда.)
"Им рубят шеи над бочонком," говорю я, пропуская некоторые звуки что типично для беглого французского, Саймон тоже так делает поскольку русский, мы оба немножко заикаемся -- Рафаэль же никогда не заикается -
Он лишь распахивает пасть и выдувает "Всё это маленькие голубки умрут глаза у меня давно бы раскрылись. Мне все равно это не нравится, мне плевать -- О Джек," внезапно лицо по-настоящему кривится от того что он видит этих птиц, стоя на тротуаре темной улицы перед лавкой, не знаю было ли уже так раньше чтобы кто-то чуть не плакал перед чайнатаунскими витринами с битой птицей, кто ж еще мог так поступить как не какой-нибудь молчаливый святой вроде Дэвида Д'Анджели (еще появится) -- и гримаса Рафаэля заставляет и меня тоже быстренько пустить слезу, я вижу, я страдаю, мы все страдаем, люди умирают у тебя на руках, этого не вынести и все же надо продолжать как будто бы ничего не происходит, правильно? правильно, читатели?
Бедный Рафаэль, видевший как отец его умер в образах вервия, в суматохе своего старого дома, "У нас в погребе на шпагатах красный перец сушился, моя мама прислонилась к печи, моя сестра рехнулась" (сам так описывал) -- Луна сияет на его молодость и вот эта Смерть Голубок глядит ему прямо в лицо, как вы и я, но милый Рафаэль это уж слишком -- Он всего лишь дитё, я вижу как он отпадает и спит среди нас, оставьте малыша в покое, я старый охранник нежной банды -- Рафаэль будет спать в руне ангелов и вся эта черная смерть вместо того чтобы быть вещью прошлого я предрекаю станет пробелом -- Не вздыхать, Рафаэль, не плакать? -- поэт обязан плакать -- "Им зверюшкам этим шеи птицы отчикают," говорит он -
"Птицы с длинными острыми ножами что сияют в полуденном солнце."
"Ага"
"А старый Цинь Твинь Тонг он живет вон там наверху в той квартирке и курил опиум мира -- опиумы Персии -- у него есть только матрац на полу, переносное радио "Трэвлер", да все его труды под матрацем -- Про это сан-францисская Кроникл писала как про жалкие гнусные лачуги"
"Ах Дулуоз, ты безумен"
(Чуть раньше в тот день Рафаэль сказал, после того всплеска вздернуторукой речуги, "Джек ты гигант," имея в виду гиганта литературы, хоть еще чуть раньше я говорил Ирвину что чувствую себя облаком от того, что наблюдал за ними все лето Опустошения, я и сам стал облаком.)
"Просто я -- "
"Я не собираюсь об этом думать, я пошел домой спать. Я не хочу видеть снов про загубленных поросят и мертвых цыплят в бочонке -- "
"Ты прав"
Мы потихонечку пилим прямиком на Маркет. Там влезаем в кино про чудовищ и сперва врубаемся в картинки на стене. "Это никудышняя картина, мы не сможем на нее пойти," говорит Рафаэль. "В ней нет чудовищ, там только лунатик в костюме, я хочу посмотреть чудовищных динозавров и млекопитающих чужих миров. Кому надо платить пятьдесят центов чтоб зырить парней с машинами и панелями -- и девку в чудовищной юбке от спасательного жилета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57